Записки мертвеца

— Ну да. А что тут уже поделаешь? Теперь назад уже никак. Я ведь знала, что так будет. На это и рассчитывала. Думала, во-первых, вместе тут будем, а во-вторых… Во-вторых, в деревне там всё равно без толку сидеть. Для чего? Зачем? А здесь — действительно дело какое-то, действительно можно как-то помочь.

— Наверное. Ты как тут вообще? Нормально? Я думал, ты в Надеждинское вернёшься, ждал там тебя. Как понял, что ждать бессмысленно — сразу обратно пошёл.

— Я тоже ждала. Спрашивала всех тут про тебя, но никто ничего не знал и сказать толком не мог. Думала, ладно, найдёмся когда-нибудь. Вот и нашлись.

— Тут мне про какую-то команду говорили. Что, мол, надо с тобой обсудить, куда идти, чтобы на построениях всяких видеться или типа того. Вместе нам тут жить не дадут.

— Понятно, что не дадут. А про команду — да, главный их что-то говорил вчера. Мол, подумайте до завтрашнего вечера — до сегодня то есть.

— И что это за команды?

— Это так условно называют сферы задач, как я поняла. То есть, где тебя будут задействовать. Тем, кто без военного опыта — а особенно девушкам, — настоятельно рекомендуют оставаться здесь. Тут всякие тыловые работы будут, вроде как — бытового плана. У кого права есть — тех в водители берут, тут без вариантов. Подвозить там что-то надо будет, отвозить — какая-то такая история. Новоприбывшим по желанию можно записаться и в боевые отряды: те, которые в город пойдут, когда зима уляжется. Там тоже разные задачи будут, вроде как. Но суть одна: запись в них означает возвращение в город.

— И когда нас распределять будут?

— Вечером сегодня. На построении большом, общем. Там наши пожелания спросят и учтут, но по факту распределять эти большие командиры всё равно сами всех будут.

— И куда попросимся? Хотя, можно, наверное, и не спрашивать…

Я был уверен, что Ира, как и я, предпочтёт остаться в тылу и заниматься всяческой приятной бытовухой. Это же очевидно: нужно оставаться там, где безопаснее всего — вот ключ к выживанию. Среди всех этих больших, сильных, вооружённых до зубов мужиков так ли нужно пытаться корчить из себя героя и бросаться на амбразуру вместе с ними, чтобы… чтобы что? Я искренне не понимал, что может надоумить человека в здравом уме изъявить желание отправиться на передовую. Зато Ира, по всей видимости, поняла в последнее время что-то такое, что мне было невдомёк.

— Да, слушай, я тут подумала вообще-то…

Я не верил своим ушам. Я отказывался слушать. Это была не моя Ира: моя Ира не могла — просто не могла! — сказать всё это. Она не могла хотеть вернуться в этот проклятый город после всего, что с нами там было!

— Зачем?! Ты чё?! Ты серьёзно сейчас?! — спрашивал её я, не веря своим ушам. Я не понимал её. Даже больше — я понял, что совсем её не знаю. Всё это время я воспринимал её как Иру той поры, когда мёртвые ещё не бродили по земле; когда мы вместе гуляли по условным паркам и ели условное мороженое, а когда не хотели никуда идти — сидели дома и переписывались в интернете. Ошибочно, но я всё ещё считал Иру той самой Ирой образца двадцать девятого июля. Или двадцать восьмого. Или любого другого дня до всего этого кошмара. Удивительно: ведь у меня так славно получалось до сей поры отслеживать изменения в самом себе, что я совершенно забыл, что новый мир меняет абсолютно всех и всё вокруг, без исключения. И что изменения эти могут происходить очень быстро.

— Серьёзно, Костя. И только пожалуйста, не переубеждай меня. Попробуй понять. Просто… Не знаю, мы там, в деревне этой, сидели, вроде бы и в тепле, вроде бы и всё у нас получилось, как мы хотели… А там люди гибнут. Там м… ма… — Ирин голос дрогнул, и она прервалась на секунду, чтобы собраться с духом, — Там мама с папой, в конце концов.

— Ира, они умерли!

— Я знаю! Вот именно! — крикнула она, отчего я малость опешил, — Они там бродят как… Как… Не так они хотели умереть — я точно знаю! И я не хочу, чтобы они ещё кого-то там убили, понимаешь?!

Ира заплакала. Солдат, который проводил меня до казарм, и который всё это время стоял рядом, явно смутился, не зная, как ему реагировать на происходящее. В конце концов, он решил вмешаться:

— Так, давайте там, побыстрее. Не свидание.