Записки мертвеца

— С ними сейчас замполит беседует, — сказала девушка сержант, которую, по всей видимости, история моя убедила, и она непременно впустила бы меня, если бы не озвученное обстоятельство.

— С обоими? — спросил я.

— Да. Парень только ничего не говорит. Шепчет только под нос себе: «Я собака, я собака». Да и девочка тоже отрывочными фразами какими-то изъясняется. Истощала, бедняга. Что с ними там такое приключилось — ума не приложу. Видно только, что парень умом сильно двинулся: не факт, что когда-нибудь вообще заговорит.

— Может, я смогу помочь как-то? Зачем замполит с ними говорит? Чтобы Старкову же потом доложить, да? Вряд ли он там с ними сеанс психотерапии проводит.

— Наверное. Не знаю: не моё дело в такие подробности вникать. Да и ты тоже чем поможешь?

— Мы с ними в одном месте были, говорю же. Может, вспомнят меня. Эти, которых вместе с ними сегодня привезли — они тоже там были, я их рожи тоже все запомнил. Что бы там ни было — это они с ними сделали, я точно знаю. Нельзя, чтобы им всё это с рук сошло!

— Какие рожи? Ты о чём?

Я рассказал девушке сержанту обо всём, что случилось в Радуге на двадцатый день и о том, что этому предшествовало. Слушала она с интересом.

— Ладно, попробуй зайти к ним, — сказала, наконец, она, — Подожди только, я доложу про тебя как надо.

Я проследовал за ней по коридорам онкодиспансера, к одной из палат на втором этаже. Девушка сержант постучала и отворила уже приоткрытую дверь.

— Разрешите, товарищ полковник?

Одной большой загадкой во всей этой новой для меня армейской реальности было звание подполковника и то, как его озвучивают при обращении к отдельно взятому подполковнику. Почему и зачем они убирают приставку «под»? Чтобы подполковнику было приятнее? То же было и с младшими сержантами. Зачем? Чтобы удобнее и короче было произносить звание, само по себе звучащее как скороговорка? Но почему тогда никто не называл старшего лейтенанта просто лейтенантом? Непостижимая зелёно-камуфляжная логика.

— Что такое? — спросил подполковник.

— Тут парень. Говорит, что с ребятами был знаком. Что они в одном торговом центре отсиживались когда-то.

— А, ну да, помню этого парня. Пусть заходит. Старков его как раз видеть хотел, потом вместе и пойдём. Заходи, Константин!

Я был дважды обескуражен: одновременно тем, что замполит запомнил, как меня зовут, и тем, что он назвал меня по имени, а не по фамилии, как это было принято здесь.

— Разрешите войти, товарищ подполковник?

Вопреки всем негласным армейским правилам, при обращении к вышестоящему начальнику я всегда выговаривал его звание целиком.

— Я же сказал уже, заходи. Вот, ребята, это Константин. Помните его?

Когда я вошёл, на меня посмотрела только Ангелина. Аркадий продолжил глядеть куда-то в пол и едва заметно шевелить губами, словно бы повторяя про себя какую-то молитву или мантру. На них обоих было тяжело смотреть. Ангелина выглядела как истощённый голодом оживший мертвец. Аркадий — немногим лучше, но в глазах у него, в отличие от Ангелины, была теперь зияющая, страшная пустота, подобную которой я видел только во взгляде заражённых.

Ангелина кивнула на вопрос подполковника. Он после этого продолжил:

— Константин сам вступил в наши ряды относительно недавно, вместе со своей девушкой. Чувствует себя здесь бодро, уверенно, безопасно. Да, Константин?

— Так точно, — ответил я.

— Ничто Константину здесь не угрожает, кроме, само собой, мяс… Мертвецов на улицах, которые угрожают всем. И вам тоже здесь нечего бояться. Мы потихоньку подчищаем город и ликвидируем заражённых везде, где можем их найти. Вы сейчас в зоне, свободной от вируса. Здесь точно нет ни одного мертвеца, кроме тех, что уже умерли во второй раз. Бояться нечего. Нам только нужно знать, как нам быть с теми, кого мы привезли вместе с вами из того торгового центра.

При одном упоминании тех людей Ангелина, сидевшая на кушетке с ногами, дёрнулась, отвернулась к стене и крепче обняла колени. Аркадий и ухом не повёл: всё сидел себе там и шептал под нос то же самое, что бормотал до этого.

— Что они там с вами делали? — спросил я, не в силах держать больше этот вопрос в голове.

Ангелина снова посмотрела на меня и даже шевельнула губами, будто бы намереваясь что-то сказать. Но подполковник её опередил:

— Ладно, главное сейчас — это отдохнуть. И не беспокойтесь ни о чём: всё самое страшное уже позади.

Потом он встал со стула, направился к выходу и увлёк меня за собой. Мне хотелось остаться, хотелось расспросить обо всём своих старых знакомых, хотелось узнать доподлинно, что творилось в Радуге после того, как я оттуда ушёл: всё, что я знал об этом, базировалось на пьяных россказнях Лёхи тем днём, когда я встретил его в Гроссбухе. Но у замполита, похоже, были другие планы.