Записки мертвеца

Немного погодя мы нашли тело ефрейтора, шедшего вместе со мной впереди колонны. Смирнов внимательно осмотрел его и убедился, что пуля действительно угодила ему в лицо в тот момент, когда он смотрел в сторону отбивающейся от толпы роты. Да и глупо было всерьёз предположить, будто бы это я застрелил своего напарника, с которым был едва знаком. Да ещё и в такой момент! Ефрейтор раздражал меня, но не настолько. Однако, капитану нужно было удостовериться, что всё в порядке.

— Докладываться пойдёшь вместе со мной, рядовой, — сказал капитан, когда мы закончили с трупом, — Расскажешь всё как было. Что поменялись вы посреди дороги — косяк. Так что готовься, что командир недоволен будет.

Я выслушал его молча, и после того, как он договорил, мне оставалось только согласиться со всем и идти дальше.

Мы оба вернулись к подразделению. Капитан снял меня с должности, на которую сам этим же утром и назначил, и всю оставшуюся часть проспекта я зачищал вместе со всеми прочими, двигаясь где-то в хвосте колонны вместе с Ирой и нашим теперь поредевшим отделением.

— Лопатин — всё? — спросила Ира, когда я вернулся в строй.

— Ага, — безучастно ответил я.

— Ты как?

— Не знаю. Никак.

— Если что — не держи в себе, говори со мной, слышишь?

— Слышу. Да нечего держать. Как-то… Как-то всё равно мне.

Теперь впереди шли уже другие барабанщики, приманивавшие мертвецов из укромных углов. Со своей работой они, вроде бы, справлялись, как, впрочем, и мы со своей. Путь до конца проспекта слился в моих воспоминаниях в одну короткую и ровную нить событий, о которых и вспомнить-то особенно нечего. Всё шли вперёд, всё стреляли изувеченных, мучающихся и стенающих бедолаг, отправляя их, неупокоенных, на тот свет. К вечеру мы дошли до перекрёстка, на котором проспект Второго сентября заканчивался, соединялся с другой длинной и большой улицей, которая, в свою очередь, объездным путём вела сначала к мосту, а потом — к центру. От центрального моста до точки чуть поодаль перекрёстка всё было зачищено, и в заранее условленном месте нас уже ждал Урал, который вскоре и отвёз нас обратно в пункт дислокации.

Ко времени, когда мы вернулись, на улице уже стемнело. Наша рота, по изначальному плану, должна была управиться засветло, а если не получится — во что бы то ни стало вернуться до темноты. Капитан Смирнов, однако, решил выполнить задачу до конца ценой позднего возвращения, за что и должен был поплатиться позже, на докладе Старкову. Прежде этого, однако, нам всем — в том числе и самому капитану — предстоял осмотр в медпункте.

Основной целью этого мероприятия была проверка на предмет укусов, царапин или иных следов, оставленных заражёнными. По возвращении с боевой задачи через него проходили все без исключения: даже те, кто совершенно точно не контактировал с мертвецами, и кто имел с десяток свидетелей, готовых подтвердить это. Контроль был доскональным и всеобъемлющим: осматривалось всё тело, с обязательным предварительным приёмом формы номер «ноль». Форма номер «ноль» в армейской терминологии означала полное отсутствие каких-либо предметов одежды — даже нижнего белья. Процедура унизительная и неприятная, но необходимая для безопасности, а потому — принимавшаяся всеми как данность. Осмотр проводили немногочисленные медработники в том самом онкодиспансере, в котором я уже бывал совсем недавно, когда решил проведать Аркадия с Ангелиной. Мы пришли туда строем, по команде зашли всей ротой внутрь и стали ждать, пока нас по очереди примут в одном из кабинетов.

Меня осмотрели одним из первых, как подозреваемого в укусе из-за разорванного рукава бушлата. Из всех частей тела медсестра в кабинете разглядывала мою руку особенно пристально.

— Точно не царапали? — кажется, в сотый раз переспросила она.

— Да.

— Слюна, кровь, другие жидкости тела заражённого попадали в глаза, рот, нос, уши?

«Да, мне так хотелось лизнуть глаз того мертвяка, который на меня напал, что я не удержался, а потом дал ему пососать моё ухо и пообещал обязательно пригласить когда-нибудь на второе свидание», — хотелось ответить мне, но я знал, что с этой темой лучше не шутить. Да ещё и с медсёстрами, которые тут все какие-то нервные и заполошные.

— Нет, — сухо ответил я.

Наконец, когда осмотр был окончен, я вышел и пристроился на подоконнике в конце коридора рядом с Ирой. Она тоже была не в восторге от осмотра, но так же как и я осознавала его необходимость. Мы немного поговорили об этом, а потом — о чём-то ещё, как вдруг я заметил что-то знакомое в окружающей нас обстановке.

— Слушай, — сказал я, наконец, поняв, в чём дело, — Я тут был вчера! Прямо тут!

— Когда к тем друзьям своим ходил? — спросила Ира.

— Ага. Вон они, в той палате были. Может, и сейчас там?

— Пошли, посмотрим.

— Да какой там! Вдруг влетит? Да и закрыто там, наверное.

— А вдруг открыто? Ну влетит — и влетит. Что тебя, в угол что ли поставят? Наорут, да и всё.