Записки мертвеца

Убранство мэрской дачи поражало воображение. Простор, высокие потолки, огромные люстры под ними и ремонт, достойный вилл правителей и больших денежных воротил. Мебель выглядела так утончённо и так дорого, что казалось, будто раньше она стояла в каком-нибудь музее. Техники было много — до жути много, — а размеры телевизора в гостиной заставляли хотеть остаться жить тут не только ребят, которым мэр тут же включил на этом монструозном экране давно забытые мультфильмы, но и, скажем, заурядного подростка с окраины, выросшего в типовой квартирке в обычной, безликой девятиэтажке. Я всегда знал, что существует разница между простыми людьми и всякими богатеями, включая в их категорию ещё и власть имущих. Но чтобы такая разница! Впрочем, не уровняла ли нас давным-давно общая беда, приключившаяся со всеми: и с богатыми, и с бедными? Богатым, конечно, приходилось попроще первое время, но насколько ещё хватит их былых возможностей, обеспеченных капиталом или властными полномочиями? Кто такой Гросовский без всех тех, кто по инерции сохраняет преданность ему, а значит и прежним порядкам, и иерархиям? Сила, воля, решимость, и подкрепляющие их технические возможности вкупе с дисциплиной совсем скоро станут новым золотом. А золото… Так и останется блёкнуть и чернеть в увядающем краю небоскрёбов и роскошных вилл. В этой связи, кто кому нужнее: условный Гросовский условному Старкову или наоборот?

Оставив исстрадавшихся детей перед многодюймовым окном в мир цветного счастья, Гросовский ушёл в обеденный зал, совмещённый с кухней, и пригласил меня последовать за ним. Зал соседствовал с гостиной, и даже зайдя в него и прикрыв за собой дверь мы всё равно слышали полный радости, упоения и щенячьего восторга смех ребятишек, вмиг забывших обо всём, что приключилось на дороге.

— Хороший звук, — сказал Гросовский, отвернувшись к какому-то шкафу на стене и доставая из него что-то, — Смех. Детский смех. Редко теперь такое услышишь.

Оказалось, мэр доставал из шкафа начатую бутылку спиртного и три больших стакана. Сначала я не понял, что это было: виски, коньяк, бренди или что-то ещё. На цвет что первое, что второе, что третье выглядело для меня одинаковым. «Так или иначе, это должно быть что-то стоящее», — решил я, вспомнив о том, в чьём доме нахожусь. Гросовский наполнил два стакана почти до краёв, а в третий плеснул совсем чуть-чуть. Один полный стакан остался стоять на столе, другой мэр протянул мне, а третий — тот, в котором напитка было меньше всего — взял сам.

— Не спрашиваю, будешь или не будешь, хочешь или не хочешь. Надо. Держи.

Рука моя затряслась, когда я принял стакан, и мне пришлось взять его двумя руками, чтобы не уронить.

— Погоди… А я тебя помню! Ты же тут, с нами был, да? Парнишка, который почти месяц в больнице пролежал, а потом со Старковым в первую волну ушёл. Ты же?

— Я, — подтвердил я.

— Как зовут, напомни?

— Костя.

— Видишь, как мир тесен. Давай, Костя. Будем!

Мэр взмахнул стаканом и мигом осушил его. У меня так ловко не вышло бы при всём желании: поила было уж слишком много. Едва сделав один небольшой глоток, я понял, что уже давно не пил ничего подобного. Алкоголь был хорош — это точно. Но я всё равно так и не разобрался, что это. Впрочем, какая разница?

Тепло разлилось по телу, и на душе стало чуточку лучше. Вмиг все прошлые тревоги ушли, уступив место бодрому оптимистическому подъёму, находясь в котором я ощущал, что всё мне по силам, и что все невзгоды — это нечто временное и переходящее. Что совсем скоро я вернусь в город и снова буду рядом с Ирой, и что из-за всех происходящих сейчас недоразумений переживать не стоит. Всего один глоток спиртного, а какие разительные перемены в мироощущении!

Гросовский подлил себе ещё. И вдруг заговорил о том, о чём, по всей видимости, ему не с кем было больше поговорить, и о чём он решил рассказать мне только потому, что я совершенно случайно оказался рядом.

— Старкова, значит, захотели скинуть? — спросил он так, будто я лично руководил заговором бывших подчинённых полковника против него.

— Не могу знать, — по привычке ответил я первое, что пришло в голову. Как же нелепо это, должно быть, прозвучало!

— Да понятно, — сказал на это Гросовский, — Понятно, что не можешь. Не твоего это ума дело. И правильно. Знаешь, кто такой этот Вохр?

— Нет.

— Мне этот ваш спутник в чёрном сказал с ним на связь выйти, — пояснил мэр, — Вот по этой рации. Я так понимаю, как только я на связь выйду, Старкову, считай, билет в один конец выпишут.

— Не знаю.

— Н-да… Н-да-а-а. Тяжёлая история.

Мэр снова выпил всё, что было в его стакане, немного подержал напиток во рту, а потом проглотил, продолжив пялиться в какую-то одному ему видную точку в стене.

Обстановку разрядила открывшаяся и тут же захлопнувшаяся парадная дверь. Я не знал, кто вдруг решил нагрянуть в гости к мэру и не имел к этому ни малейших догадок.