Записки молодого варшавянина

— Дорогой коллега,— сказал магистр Яновский, когда я вернулся после завтрака.— В коридоре ожидает пан Каблонк. Вы примете его?

— Приму,— ответил я, прекрасно зная, в чем де­ло.— А вы, пан магистр, выйдете?

— Выйду,— поспешил согласиться магистр и, взяв со стола несколько папок, быстро выбежал из комнаты. Я выглянул в коридор, напустив на себя официаль­ный вид.

— Прошу,— сухо сказал я, как и положено чинов­нику.

Каблонк вошел, изобразив милейшую улыбку, и сел на стул возле моего стола, а свой доверху набитый портфель поставил на полу у стены. Тут, пожалуй, сле­дует кое-что пояснить. Каблонк, мужчина огромного роста и бычьего, впрочем, достаточно пропорционально­го, телосложения, числился военным инвалидом, хотя на вид все у него вроде было на месте. Ему удалось обза­вестись концессией на продажу сигарет, и он, получая ежемесячно в табачной монополии некое количество сигарет по государственным ценам — например, по пять грошей за штуку, тут же перепродавал их мелким торговцам по пятьдесят грошей за штуку, что давало ему прибыль в тысячу процентов. Свой киоск oн открывал на полчаса в день, только для видимости. Все знали об этом, но никто ничего не говорил. Так же обстояли дела и с водкой, и эти счастливчики-концессионеры, ва­ляясь на диванчиках у себя дома, становились не только богачами, но и представителями оккупационной элиты.

Каблонк пришел, чтобы дать отчет о квартальном обороте его «киоска» и вырученном доходе. Я взял у него бланк отчета и мы разыграли положенную сцену: он показывал сумму дохода в десять раз меньше подлинной, я делал, вид, что принимаю его сведения без малейшего сомнения. После этого я мгновенно подсчитывал полагавшийся ему грошовый налог, и наступала кульминация — продажа сигарет. Каблонк ставил порт­фель па стол и начинал вытаскивать из него сигареты: две сотни «Махорочных» (по пятидесяти грошей штука), две сотни «Египетских» (по злотому за штуку) и две сотни «Юнаков», прокоптивших весь город (по тридцать злотых штука). И сегодня я тоже получил товару по рыночной цене на триста шестьдесят злотых, а заплатил за него, тщательно отсчитав денежки, ровно в десять раз меньше. Мы пожали друг другу руки, и Каблонк, не сказав ни слова, вышел. Здесь вообще не были нужны никакие слова.

Минуту .спустя в комнату вернулся ма­гистр Яновский, довоенные принципы которого не позво­ляли ему брать взятки. Для грязной работы существовал я. Честно поделив сигареты, я пододвинул ему его долю.

— Прошу вас, пан магистр,— сказал я. Он сделал такой жест, будто хотел отгородиться от вещественных улик своего служебного преступления. Он так и не смог до сих пор перейти Рубікон, одна нога у него все еще оставалась на том берегу.

— Вы, коллега, способный, вздохнул он. Вы далеко пойдете. Я бы тоже хотел избавиться от угрызений совести…

— Лучше спрячьте сигареты, а то кто-нибудь войдет и вам придется угощать. И, пожалуйста, не читайте мне нотаций! Каблонк в восторге, мы увеличиваем свою нищенскую зарплату, а немцы лишаются дохода.

— Магистр Яновский так молниеносно смахнул со стола в ящик сигареты, будто они жгли ему глаза.

— Боже, как это унизительно! — брезгливо просто­нал он.

— Да ведь у нас нет выбора! — попытался я облег­чить ему жизнь.— Я не могу взять с Каблонка налог, соответствующий его подлинному обороту, так как разо­блачил бы фиктивность немецкого порядка в «генерал-губернаторстве», а он не может не дать мне сигарет, так как поступил бы нечестно и не мог бы спокойно спать. Вот мы и...

— Нет, нет! Я финансовый работник и горжусь этим! — негодующе перебил меня магистр.— Прошу не причислять меня ко всей этой оккупационной мрази! Вы меня ужасаете, молодой человек! Вы погибшая душа! Немцы уйдут, мы снова обретем независимость, а вы, привыкнув к легкой жизни, будете продолжать брать взятки и совершать злоупотребления!

— Неужели вы думаете, что я хоть один день буду работать здесь после войны?! — искренне расхохотал­ся я.

— Финансы — очень интересная область знаний, о которой вы не имеете ни малейшего представления,— с достоинством ответил магистр.— И пожалуйста, не от­носитесь к этой работе, как... Для вас — это всего лишь место укрытия на время войны! Я знаю, для всех вас теперь нет ничего святого.. .

— Налоги святы! — возразил я.— Поэтому я стара­юсь дать их немцам как можно меньше. Это мой вклад в борьбу за независимость. А знаете ли вы, что сегодня ночью сброшено десять тысяч тонн бомб на Рурский бассейн? И что русские как раз сейчас входят в Смо­ленск?

Магистр .Яновский с ужасом посмотрел на меня.

— И вы уже об этом знаете?

— Знаю,— безжалостно ответил я.

— А я не хочу знать! И пожалуйста, не рассказы­вайте мне с утра таких вещей! Я ничего этого не слышал!

— Мне это приснилось,— успокоил я его, вкладывая в портфель папки с бумагами.— Я пошел инспектиро­вать точки, пан магистр.

— Боже! — только и простонал он. Ему легко рабо­талось со мной.