Записки молодого варшавянина

— А мы опять получили посылку из Португалии, — сообщила Тереза.— Сплошные сокровища: кофе, чай и сардины. Просто странно» что немцы не крадут этого.

— Немцы не воруют посылок,— объяснил я.— Это народ с высокоразвитым чувством уважения к чужой собственности.

— Интересно, кто нам посылает эти посылки? — по­думала вслух Тереза.—У нас за границей никого нет.

 — Наверное, какой-нибудь комитет помощи. Может, они узнали, что твой отец в Освенциме?

— Может, — ответила Тереза и испытующе по­смотрели на меня.

Я смотрел прямо в ее зеленые глаза, и, видно, взгляд мой стал слишком выразительным, потому что она отвернулась и села на тахту. К счастью, послышался условный стук в дверь. Мы с Терезой не могли оставать­ся вдвоем, если не были заняты чем-либо конкретным,— сразу же наступала многозначительная тишина. Думаю, Тереза мучилась не меньше, чем я. Я заметил на столи­ке бланк «Kriegsgefangenenpost».   Мученик из лагеря военнопленных давал о себе знать регулярно, каждые две недели. Я с бешенством посмотрел на его фотогра­фию. Возле нее, как всегда, стояли цветы, на этот раз астры. Маленький алтарь, — забота о нем придавала Те­резе силы для борьбы. Нынче, когда верность сохраняет­ся главным образом из-за отсутствия достаточно интересной замены, все это может показаться смешным, но тогда...

Тереза ввела Забаву. Мы пожали друг другу руки. Гражданский и по внешнему виду и по характеру, он никогда не играл в военного: не вытягивался в струнку, не рапортовал, не щелкал каблуками, что с восторгом проделывала наша молодежь, выражая этим свой бунт: с охотой и по собственной инициативе ребята точно сле­довали армейскому уставу, выполняя в четырех стенах или под прикрытием леса все то, к чему еще четыре года назад капрал Лукасик принуждал нас криком «на горку и обратно бегом марш». Часто прихо­дилось сдерживать их и даже нещадно ругать, если они, встретив меня где-нибудь на улице среди прохожих, вдруг лихо вытягивались и застывали по стойке «смирно».

Видно было, что Забава торопился, идя сюда, потому что он с трудом переводил дыхание. Вытащив из карма­на кеннкарту и удостоверение личности Альбина, он бросил их на стол.

— Вот... он оставил документы дома, когда ухо­дил,— сказал Забава.— Я разговаривал с его матерью и Кристиной и выудил у них правду. Тайком от меня он смонтировал дома ультракоротковолновик. Его заказал кто-то из его товарищей якобы для партизанского отря­да, обещал платить по десять тысяч за штуку. И поду­мать только, что он клюнул на такую дешевку!

Я даже свистнул от удивления. Производство такой радиостанции в нашей мастерской обходилось нам при­мерно в четыре тысячи.

— Альбин долго колебался,— продолжал рассказы­вать Забава.— Но в конце концов соблазнился такими деньгами и договорился сделать четыре штуки. Ты зна­ешь, какое это богатство для такого парня, легко ска­зать!

— Да он же никогда не интересовался деньгами! — воскликнула Тереза. — Он вообще не понимал, что сколько стоит!

— Но Кристина понимала,— сказал' Забава.— Он хотел снять квартиру и поселиться с ней там. Она очень не ладит с родителями, да и вообще они ютятся вчетве­ром в маленькой комнатке. Альбин сказал ей, что вот-вот получит кучу денег и они счастливо заживут вместе.

— Ну и стерва! — не удержался я.

— За каждую женщину так или иначе платишь,— философски заметил Забава.— Он боялся, что Кристина бросит его.

— Как вам не стыдно! — возмутилась Тереза.

— При Терезе не пристало говорить, что женщин по­купают! — пояснил я.

Тереза раздраженно взглянула на меня, не понимая, говорю ли я серьезно или насмехаюсь над ней. И надо же было мне нарваться именно на такую принципиаль­ную девицу! Лишь позднее я понял, что только подоб­ный бескомпромиссный характер и мог привлечь меня: я всегда боролся со своей ужасной нерешительностью и склонностью к лавированию, в Терезе же я нашел все, к чему напрасно стремился сам.

— Первый приемник надо было отдать вчера, и он сразу получил бы десять тысяч. Альбин работал при коптилке всю прошлую ночь, а матери приходилось то­пить печку, чтобы он мог разогревать на ней свой паяль­ник. Днем он еле двигался в мастерской, я даже давал ему порошки, потому что у него болел живот. В шесть вечера он вышел из дома, чтобы отнести приемник в условленное место, и больше не вернулся.

— А куда он должен был отнести, приемник?— спросил я.

— Этого никто не знает,— вздохнул Забава.— То ли провокация, то ли схватили на улице...

— Провокация! — решил я.— Таким образом они узнали, какой у нас приемник и на каких частотах рабо­тает!

— Это как раз не страшно,— успокоил меня Заба­ва,— все коротковолновики, ну хотя бы в танках, рабо­тают на той же самой частоте. Радиус их действия неве­лик и опасность подслушивания очень маленькая. А вот за парня я боюсь. Он такой чахлый и такой впечатли­тельный…   

— Сам во всем виноват,— сказал я сурово, хотя мне совсем не хотелось быть в этот момент суровым. — И заслужил наказание. В любом случае нам пришлось бы убрать его из мастерской и из отряда.