1-го августа, как я предполагал выехать, мы простились с тетушкою и пустились в дорогу. Нам приказано было на пути заехать в с. Горяиново к Марье Сергеевне Каровой[120]
, матери жены Александра Михайловича, это я не знаю почему, но мы исполнили приказание, хотя было и не по дороге и там ночевали, а поутру очень рано уехали в Москву, а потом по тракту в Петербург (тогда еще не было шоссе). От станции Хотилово, по карте прямой путь к Абатурову, к моей родине, лежал на город Боровичи, пристань Сомино, а оттуда в Абатурово по проселочным и скверным дорогам. Тут в с. Хотилове, нанял ямщика, чтобы доставить меня до места жительства моей матушки. Сговорились за 280 рублей, и я считал это не дорого на 8 лошадей. Отличные лошади и славный ямщик, каких теперь редко можно встретить, доставили нас исправно в 5 дней, благополучно по таким дорогам, что едва ли кто-нибудь проезжал в карете.Матушка очень обрадовалась нашему приезду и искренно полюбила мою жену, добросердечную и всегда правдивую. Тут мы прожили 10 дней, простились и поехали через Тихвин в Лодейное [поле], на лошадях моей матушки, в сопровождении сестры Александры Яковлевны, поместившейся с нами вместе в дормезе. В Лодейное поле надо было сделать 100 верст лишнего, но нам хотелось утешить сестру Авдотью Яковлевну, которую я не видел 5 лет и посмотреть, счастливо ли она живет со своим мужем старичком[121]
. Тут мы пробыли два дня, и я видел, что сестра счастливая, муж ее предобрейший и честный человек, хотя и не богатый, но ни в чем и не нуждающийся по его скромной и незатейливой жизни. Хотя между ними разница в летах 24 года, но они жили очень дружно и любили друг друга, а это первое счастье в жизни. В Ладоге я познакомил своих родных с моею женою и поехал в Петербург, куда приехали 24-го августа. Пока остановились в гостинице, но на другой день наняли в Коломне довольно удобный деревянный дом, где и поместились. Потом я отправился в Кронштадт, явился к своему начальству и в первых числах сентября подал прошение об увольнении меня от службы. В то же время, получив дозволение пользоваться отпуском до моего увольнения, а потому я решился пожить в Петербурге и дождаться моей отставки. Мой добрый друг Михаил Петрович Лазарев все это время постоянно был лучшим нашим гостем, и другие добрые товарищи нас часто навещали.В это время пребывания нашего в Петербурге, я знакомил мою жену со всеми достойными примечания местами. Она видела все редкости нашей кунст-камеры, Академии Художеств и проч., биржу, постройку кораблей в Адмиралтействе, а потом мы с нею на пароходе, тогда еще единственном, механика англичанина Берда [Beard'а] отправились в Кронштадт, ночевали в гостинице англичанина Стюарда [Stuard'a], осматривали адмиралтейские военные корабли и после обеда с товарищами моими — Лазаревым и Авиновым и достойнейшим, некогда командиром Лазарева — Дмитрием Андреевичем Богдановым, которые проводили нас до парохода, отправились обратно в Петербург. При переправе на маленьком ялике, когда волнение было довольно сильно, Варвара Михайловна, по одному моему слову, нисколько не смущаясь, села на ялик, никогда прежде не видавшая волнения воды, всех удивила сопровождавших нас моряков моих товарищей, и с тех пор покойный мой друг М. П. Лазарев имел к ней полное уважение и полюбил ее дружески. Я и сам восхищался тогда ее смелостью, подкрепляемый истинным доверием и любовью ко мне, и с такою женою весело было начинать новую жизнь.
Мы прожили в Петербурге долее, нежели предполагали, и денежные наши средства истощились. Тогда она решилась продать бриллиантовый перстень, подаренный ей от другой моей тетушки Катерины Петровны, предобрейшей 70-летней старушки, жившей в Мещовскомуезде, в селе Никитине, вдовы, бывшей замужем за Ергольским, родной сестры Авдотьи Петровны, куда я ездил тоже познакомить мою жену, вскоре по возвращении нашем из Богородицкого. Об этом знакомстве я опишу после.
16-го октября назначен был день моего выезда, а денег не было, хотя я писал к тетушке, но ответа не получил. Авинов, Александр Павлович, мой хороший товарищ по прежней службе, предложил мне 800 рублей и с этими деньгами я мог доехать до Богородицкого, куда прибыл 1-го ноября. Сестра моя Александра Яковлевна осталась у брата Капитона Яковлевича, служившего тогда в Петербурге в Министерстве внутренних дел. Забыл сказать, что я, бывши в Петербурге, познакомил мою жену с семейством Варвары Семеновны Путятиной, старушки тогда уже слепой, которая первая подала мне руку помощи в 1808 году, когда я с 50 копейками в кармане воротился из Франции на родину в столицу нашу! Тогда мне, 20-летнему юноше, почти незнакомому и не имевшему никакого знакомства, она и дочери ее, все фрейлины императорского двора[122]
, так были любезны, как самые близкие и добрые родные. Старушка Варвара Семеновна очень огорчилась, что не могла видеть ее, а дочери даже подставили ей скамеечку, чтобы покойнее сидеть. Это внимание тронуло меня до слез.