Напевная, плавная, углубленная тема третьей части возникает в просветленном звучании струнных. Проходя четыре раза и в сущности являясь темой с вариациями, она разворачивается перед слушателями с исчерпывающей полнотой. В среднем разделе неожиданно появляется таинственный, несколько фантастический марш — возникает перекличка с «курантами» первой части. После этого возвращаются первоначальные образы этой части, но в сжатом, сокращенном виде, как напоминание.
Завершает симфонию живой, остроумный, полный веселья финал. Образ мудрой зрелости сменяется картинкой беззаботных шалостей и забав. "И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть". Известный немецкий музыковед Детлеф Гойови остроумно назвал стиль финала «социалистическим сюрреализмом». Танцевальный ритм, дразнящие всплески мелодии — всё здесь шутит, шалит, куролесит и одновременно создает атмосферу ожидания. После стремительной, зажигательной первой темы появляется вторая — бодрая маршевая мелодия. Вначале изложенная в духе личного высказывания, она затем приобретает массовый характер. Вновь после этого следует всплеск веселья. Драматургическая кульминации всего произведения наступает в самом окончании — возвращается и звучит как величественный апофеоз гимническая тема первой части. А когда умолкает эта широкая, волевая мелодия, снова слышатся «куранты», на сей раз на фоне мерного отстукивания рояля, арф и колокольчиков. Это, без сомнения, прощание композитора со сказкой жизни — постепенно истаивающей, как милое воспоминание.
После Седьмой симфонии Прокофьев начал работу еще над рядом сочинений — Концертино для виолончели, Концертом для двух фортепиано и струнного оркестра, Сонатой для виолончели соло и фортепианной сонатой № 10. К сожалению, ни одно из этих произведений мастер не успел завершить. Концертино, которое Прокофьев намеревался посвятить Ростроповичу, великим виолончелистом и закончено, и он его исполнял. Виолончельную сонату по наброскам композитора восстановила и исполнила в 1972 году Наталья Гутман. Другие сочинения так и остались в виде разрозненных фрагментов.
В 1953 году в США первым из зарубежных исполнителей Седьмую симфонию Прокофьева с огромным успехом исполнил Юджин Орманди. В 1957 году за создание Седьмой симфонии Сергей Сергеевич Прокофьев был удостоен Ленинской премии. Увы, ни до того, ни до другого события он не дожил.
Считаю совершенно справедливой ремарку Ларисы Кириллиной, которую помещаю здесь, на виду у всех читателей:
Может быть, стоило бы добавить, что тихое окончание с курантами Прокофьев был вынужден заменить торжествующим (по настоянию Самосуда и других товарищей, полагавших, что с громким окончанием симфония получит Сталинскую премию первой степени, а деньги С. С. были очень нужны). Теперь обычно играют с авторским тихим окончанием. Так, конечно, правильнее.
Глава 13. Русские пианисты
Поэт фортепиано
Константин Игумнов родился в городе Лебедяни. Сейчас это название мало что говорит большинству людей. Но во времена игумновского детства имя города было на слуху у многих — в Лебедяни проходила знаменитая конская ярмарка, описанная, в частности, в одной из глав «Записок охотника» Тургенева. В наше время Лебедянь — тихий городок в Липецкой области. Но там существует Дом-музей Игумнова, где проходит традиционный фестиваль его имени. Автору этих строк довелось дважды в 90-е годы побывать на этом интересном мероприятии и услышать воспоминания и игру еще бывших тогда в живых учеников Константина Николаевича. За этим вставал образ глубоко оригинального мастера, художника редкостно цельной человеческой и артистической натуры, огромного обаяния, простоты и благородства.
Впрочем, с одной из учениц Игумнова, Марией Гамбарян, которую сам Константин Николаевич и все ее соученики по игумновскому классу ласково называли Манюрой, мне довелось познакомиться лично. Дело в том, что моя жена и я были в приятельских отношениях с супругами Татьяной и Александром Трещевыми, коллегами моей жены. Татьяна приходилась родной внучкой академику Дмитрию Николаевичу Ушакову, создателю «Толкового словаря русского языка» и ближайшему другу Игумнова. Трещевы жили в том же доме в Плотниковом переулке, что и Игумнов, мы с женой нередко там бывали. Там я и наслушался воспоминаний Марии Степановны, с которой хозяева поддерживали дружеские отношения, о ее учителе. Мне также посчастливилось поиграть на стоявшем в квартире старом Бехштейне, к которому нередко прикасалась рука мастера.