Записки на кухонном полотенце

— Что это? — удивленно взревел Гоша. Ночной голод погнал моего любимого мужа к холодильнику, где лежал огромный шмат сала, не дающий ему покоя. — Жена, что это за цидульку ты прикрепила к моему холодильнику?

— Это не мое — ответила я, вползая в кухню, разбуженная, оскорбленным в лучших чувствах, воем благоверного.

— А чье? Я знаю только одного человека, способного так измываться над своим организмом — кипятился Гоша, явно вспомнив, как я чуть не сковырнулась пять лет назад, похудев на тридцать килограмм. Да, был в моей жизни и такой опыт. А что оставалось делать? «Чехлы на тяжелые бомбардировщики продаются в другом магазине. У нас только человеческие размеры» — ядовито сказала продавщица, нагло разглядывая меня злым, глубоко посаженными глазками. Растирая по лицу злые слезы, смешанные с соплями, я вернулась домой, таща в руке десяти килограммовую авоську яблок.

— Ты похожа на зайца из мультика — заколыхался Гоша, увидев меня на пороге. — Сейчас гляди, попрут нам харчи со всех волостей.

— Не попрут. И вообще, я с этого дня на диете — злобно прошипела я — И тебе бы стоило. Вон, какой «мамон» наел.

— Ты чего? Ты и так красивая — неподдельно удивился муж. — Я тебя и такую люблю. И, кстати, я тоже ничего так. А это не «мамон», а комок нервов. С вами и не такой наживешь.

— А будешь еще сильнее любить. Как стану красавицей. Ух — несли меня желания, по волнам мечты.

— Куда уж сильнее то? — Гоша пожал плечами.

Восемь месяцев. Двести сорок три нескончаемо долгих дня, я ела только яблоки, игнорируя голос разума, в лице моего любимого мужа. «Нюська, ты ноги скоро таскать не будешь» — увещевал меня он, подсовывая под нос куски курицы и конфеты. Мой организм реагировал на вкусняшки тошнотой. Да, я похудела. Тридцать килограмм ушли, приблизив мое изнуренное тело к идеалу. Но. В один из дней я очнулась в больнице. У кровати сидел осунувшийся Гоша, глядящий на меня, полными боли, глазами. Увидев, что я пытаюсь сфокусироваться на его лице, он изрек — «В следующий раз не буду дожидаться, пока ты начнешь подыхать с голоду. Сам убью» и сунул мне в руки лоток с вареной курицей. Яблоки с тех пор, я ненавижу.

— Ну, и чего орете, опять? В нормальных семьях, в эту пору, все уже дрыхнут, как суслики. А у нас вечное шапито — спросила Таська, появившись в кухне.

— Что это? — бутерброд с салом в руке Гоши уперся в цветасто разрисованную бумажонку на холодильнике.

— Режим питания — не моргнув глазом, изрекла дочь — Вам бы тоже не мешало. Раскабанели, в дверь вдвоем не пролезете.

— А зачем нам одновременно в дверь лезть — пискнула я.

— Ну, мало ли. Вдруг пожар — хмыкнула красотка, с вожделением поглядывая на вкуснятинку в руке отца.

— Ага, или потоп. А мы с тобой, Нюська, как ломанемся вдвоем и застрянем, в лучших традициях Винни Пуха. О это будет огромная потеря для человечества— фыркнул Гоша, осыпая крошками пространство кухни.

— Вам — то хорошо — зарыдала Таська — Жирные, ну и что, пофиг вам. А я так не могу. Не могу, понимаете? Вешу целых пятьдесят кило, при росте метр семдесят. Это же кошмаааар. Я еще и бегать начну — яростно пообещала дочка и, откусив хороший ломоть от отцова бутерброда, исчезла в своей спальне.

— Твое воспитание — выплюнул Гоша, засунул остаток хлеба с салом в рот целиком и энергично жуя, удалился.

— Ничего, дня на два ее хватит, а там видно будет — решила я, хорошо знающая любимую дочу, наливая в кружку чай. Спать оставалось четыре часа.

— Тра-та- та — та — неслось из прихожей бодрое пение. Грохотал дверной замок.

— А, что? Что это? Война начинается? Бомбардировка? — вскочивший Гоша, пытался попасть ногой в штанину

— Это наша с тобой дочь, на пробежку собирается — буркнула я, глядя на часы, показывающие пять тридцать утра. — Боже, вы родители или так, погулять вышли? Заткните ее, кто ни будь — появился в спальне взъерошенный Димка, поддергивая трусы на тощем заду. Жорик тер глазенки, выглядывая из — за спины брата.

— Вместо того, что бы ныть, шел бы лучше со мной на пробежку — фонтанировала энтузиазмом сестра — И пресс бы не мешало тебе подкачать. А то на глисту в обмороке похож.

— Убью — рыкнул Димасик и запустил в Таську тапком. — В школу через час, я еще поспать хотел.

— Падлу с собой возьми — вздохнула я, и побрела чистить зубы, понимая, что поспать больше не удасться.

Таська вернулась через полчаса, волоком таща Падлу, пристегнутую к поводку. Всегда веселая собачонка находилась в состоянии близком к обмороку и едва дышала, свесив на бок розовый язык, похожий на кусочек докторской колбасы.

— Слабачка — изрекла дочь, глядя, как наша любимица отползает под кровать, шустро орудуя разъезжающимися лапами. — Ну, ничего, и из нее сделаю человека.

— Не надо из нее человека делать, пожалуйста — зарыдал Жорик, беззаветной детской любовью, обожающий собачьего монстра, живущего в нашей квартире. А я подумала, что пережить Таськину диету, у меня вряд ли получится и смылась на работу, где можно пить чай с печеньем, и есть бомж пакеты, не ощущая на себе укоризненных взглядов худеющей, до прозрачности, дочери.