Записки на кухонном полотенце

— Защищала? Ти защищала? Биту кто сломал? Чэловэк в болницу попал. Ищо раз и уволю. Сто процента уволю, вот клянус мамой, или в офисьянки разжалую. — рвал на голове остатки волос, старый армянин, мой начальник, прекрасно осознавая, что найти персонал в обозримом будущем ему не светит- Я тэбя прашу, умаляю, Сэгодня люди придут сэрьозные. Будь харошей, очень харошей.

— Клянусь мамой — хмыкнула я и чиркнула себя ногтем большого пальца по зубу. Ашотик, закатил глаза и пошел подсчитывать убытки, нанесенные его детищу. Бар представлял собой зрелище, весьма плачевное. Метко брошенная кем — то в пылу сражения, бутылка, нанесла разрушения сходные со взрывом гранаты, оставив от вчерашнего изобилия кучу осколков, одурительно пахнущих дорогим алкоголем.

— Вах — вах — плакал Ашот, слоняясь по развалинам любимого заведения.

— Что за «луди сэгодня пожалуют» — спросила я, вваливаясь в кухню, где царила вечно пьяная повариха Анжелка — знает, кто — ни будь?

— Ох, не знаю — зарыдала повариха, прикладывая кусок мороженого мяса к огромной шишке на лбу. Этим куском, ей, кстати, и прилетело ночью от распоясавшегося клиента. — Нувориши, какие — то.

— Значит, домой нам точно не попасть — уныло вздохнула я, и схватилась за сумку, в которой лежала смена белья и одежда.

— Нет, о нет — застонал Ашотик, увидев меня умытую, посвежевшую, с замазанным бланшем на скуле. — Только нэ шорты. Умалаю.

Шорты мои были притчей во всеязыцах. Именно из — за них, чаще всего и начинались все побоища в заведении. Красные, ультракороткие, сделанные из кожи молодого дермантина, они действовали на всех поголовно лиц мужского пола, как на быка действует красная тряпка.

— Других нет — отрезала я. До вечера мы чистили кафе «У Ашота», принимали товар и гоняли чаи, глядя, как начальник мечется по залу, с метлой, поминутно останавливаясь, что бы выдрать очередной клок жидких волос. «И это жэншины. Я им дэньги плачу» воздев руки к небу рыдал пожилой армянин. К слову сказать Ашот был не совсем начальник. Всему персоналу он был родным отцом, братом, дядей. Добрейшей души человек, способный отдать за ближнего последнюю рубаху. И мы, хоть и доводили его до белого каления, но очень любили и уважали. Деньги Ашотик платил смешные. По — тому, желая выжить мы изо всех сил гнали левак, воровали и обвешивали несчастных вурдалаков. Начальник знал о наших махинациях, но закрывал на них глаза, справедливо полагая, что и ему достанется, и мы останемся не в накладе. Я, выросшая в благополучной семье, оказалась в заведении случайно. Родители, погнавшись за большим рублем, уволились с работы, организовали ИП и разорились, пустив по ветру все, что наживалось годами. Когда, костлявая рука голода, схватила за жабры наше небольшое семейство, передо мной замаячила перспектива трудовой повинности. Маленький город, найти работу почти нереально.

— Зачем вы уволились из милиции? — однажды спросила я мать. — Вас там уважали и зарплату хорошую платили.

— Дураки — дернула плечом она, закуривая очередную ядовитую папиросу.

К пяти часам вечера мы стояли на низком старте. Кафе блестело и переливалось, как елочная игрушка, отсвечивая батареей бутылок и дискошаром под закопченым потолком.

— Готовы? Готовы? — вопрошал Ашотик, бегая перед нами, стоящими на изготовку, выстроившись тефтонской свиньей.

— Инку назад паставте — умолял начальник, глядя на мои шорты.

— Не можем — огрызались мои товарки, — она лицо материально ответственное. Конечно, они не могли. Вся касса была у меня, а тырить, разругавшись с кассиром было проблематично.

— Едут, едут!!! — ажиотировано, заорал Ашот, в стиле девки Фимки из «Формулы любви» и едва не упал, ринувшись к дверям, сгибаясь в пояснице почти до полу.

— Ой, глядите — зашептала повариха Анжелка — их же четверо всего. Во жируют, гады. Ничего сегодня не заработаем.

— Да уж — согласилась я, разглядывая появившуюся компанию. Посмотреть было на что. Два здоровых лба в малиновых пиджаках вальяжно бродили по нашей иерархии, наглым образом нас игнорируя. Красивая блондинка, в кожаном плаще, предмете мечтаний всей женской части персонала нашего кафе, капризно морщила курносый нос, проводя наманикюренным пальчиком по надраенным до блеска столам, доводя нас до высшей степени кипения. Последним в кафе ввалился некрупный крепыш со свернутым на бок носом.

— Ну, все — сплюнула прямо на пол официантка Гульнара, аксакал нашего кафе — Васек пришел, Инга, доставай биту. Сегодня будет жарко.

— Так нету — развела я руками — последнюю вчера сломала. — И надо же менты какие гады, объясняю им «Мы тут две девушки, слабые», а они заржали и отключились. — Так приехали же потом — хрюкнула Гулька, вспомнив как я звонила по телефону, молотя при этом битой разбушевавшихся бандитов.

— Не напасешься на вас — зашипел Ашот, раздвинув в широкой улыбке губы от уха до уха, так, что я испугалась, не судорога ли его схватила.

— Хорошенький — шепнула я администраторше Наташке, глазами показывая на одного из кранопиджачников, который прожигал меня взглядом серых, близоруких, страшно умных глаз.