Записки на кухонном полотенце

— Ты чего, мать, перегрелась? Торба была у тебя, я к ней пальцем не притронулся — посмотрел на меня муж, как на умалишенную. По наливающимся кровью, любимым глазам, я поняла, что к Гоше пришло осознание того, что он остался без еды, и вжала голову в плечи. Что бы понять степень накала, объясню. Гоша боится остаться голодным всегда. Воспитывался мой муж в благополучной семье, но мне, порой кажется, что в детстве его недокармливали. На работу он собирается, как на северный полюс, набивая спортивную сумку провизией так, что ее невозможно оторвать от пола. Справедливости ради, замечу, что вечером он все возвращает обратно. Ну, за исключением, может быть, конфет, до которых супруг большой охотник. На мой резонный вопрос «Зачем?» у него один ответ — «Пусть будет» «Лучшая защита — нападение» — шепнул внутренний голос (да, у меня и такой есть) и я ринулась в бой.

— Я же тебе сказала, что не могу котомку в багажник закинуть. Куда ты ходил то тогда?

— Территорию метил — нехотя ответил Гоша. — А ты не могла напомнить мне?

— Пиво загрузить же ты не забыл — ехидно вызверилась я, глядя на отступающего супруга. — Вот и жри теперь его, оно калорийное — несло меня по кочкам. — Прочему я всегда все должна делать? Почему? Объясни мне, в конце — концов — теряя последние тормоза, взвыла я. — Двадцать лет, Нюська чистит, учит с детьми уроки, готовит, убирает за падлой какахи. И заметь, еще и работает. А ты с работы приходишь, даже раньше меня и ждешь, когда тебе все подадут горячее и прислуживать целый вечер будут. Потому что ты устал. А у меня в заднице вечный двигатель по — твоему? Пшено он приготовил блин — дыхнула я напоследок огнем и побрела вдоль берега, ощущая на своей спине удивленный взгляд и поминутно пиная, валяющиеся вокруг в изобилии, камни.

— Надо же, наглец какой — накручивала я себя — вот сдохну, будут знать (тут мне стало себя жалко, и я всплакнула). Правильно мама говорит, заездили меня. Ну, ничего, я им устрою Гвадалахару. Будут у меня по струнке ходить- кипел мой возмущенный разум. Пелена злости застлала глаза настолько, что я даже не заметила, что атмосфера вокруг изменилась. Небо стало темнеть и с запада, заволакиваться не тяжелыми, но вполне себе, дождевыми тучами.

— Аааа — очередной камень вдруг квакнул и прыгнул прямо мне на ногу. От страха сперло дыхание, и я, оступившись, начала падать, зачем то, цепляясь руками за вездесущие камыши.

— Точно ничего не поймает — злорадно думала я, разбивая гладь озера своим, не успевшим сгруппироваться телом. Вызванное моим падением цунами, в считанные доли секунды достигло противоположного берега и, разбившись о прибрежные камни, разошлось кругами по водной глади. Чертыхаясь и отплевываясь, скользя всеми конечностями по мерзкому илу и, стараясь не думать, кто в нем может обитать, я выползла на берег и поковыляла в направлении оставленного мною в смятенных чувствах, Гоши.

— С утра сидит на озере, любитель рыболов — весело заливался супруг пивом и детской песенкой. От злости у меня свело скулы.

— Пиво будешь? — как ни в чем не бывало, спросил благоверный и повернулся в мою сторону. — Я, конечно, знал, что женщины от злости в кикимор превращаются, но, что б так стремительно — выдохнул он, усилием воли, взяв себя в руки и гомерически захохотал. — Иди в зеркало посмотрись, приведи себя в порядок и будем рыбу жарить — скомандовал он и показал глазами на ведро, в котором плескались три сопляка, размером с мой мизинец. «Нашел таки, выход из положения, подлец» — с любовью подумала я, глядя на любимого паразита. И чего я озлилась? Мужик то у меня, сокровище: пьет в меру, не курит, прекрасный отец. Люблю — решила я, наконец, и, глянув в зеркало, едва не заорала от ужаса. Из серебряного стекла на меня смотрело водяное чудовище из сказок Роу, ну, помните, был там такой «Водохлеб 14». Гримеры мосфильма, дети неразумные, тратили часы драгоценного времени, создавая персонажа, а надо то было просто бросить актера с бережка в озеро и почивать на лаврах, попивая кофий.

— Нюрок — возбужденно бегал Гоша по бережку, когда вернулась я, принявшая более или менее приличный облик, судорожно сматывая удочки и в лучших традициях Пятачка приговаривая — «ццц, кажется, дождь начинается». Нюрком он зовет меня только в минуты крайнего, душевного волнения, потому я и удивилась. — Обедать дома будем.

— А что случилось?

— Пока ничего — неопределенно ответил Гоша, глянул в небо и забегал еще быстрее. У меня в кармане яростно зазвонил телефон.

— Мамочка, мамулечка, приезжайте скорее — с подвыванием, плакала в трубку Таська. У меня оборвалось сердце и затрепыхалось, где — то в районе левой пятки.

— Доченька, солнышко, что случилось? Все живы? — зарыдала я.

— Пока да — удивленно сказала Таська, без слезинки в голосе и пообещала — но скоро, позагнемся тут все, включая деда. Бабушка нас ухайдокает, помяни мое слово. Димка уже к другу сбежал, два дня не появляется. А я Жорика бросить не могу, ответственность, мать ее за ногу. А то б тоже свинтила — тоном моей мамуськи, и ее же словами, закончила свой спич дщерь.