Записки на кухонном полотенце

— Не пугай меня. Рассказывай — спокойно приказала я, и на меня полился поток жалоб.

Сначала, бабушка всех кормила, обильно и, чаще всего, насильно. Таська, с ее птичьими порциями мужественно вытерпела один день, на второй свалилась с гастритом и панкреатитом. Любящая бабуля начала варить каши, баками и кормить ее дробно, до пятнадцати раз в день. Жорик не выдержал и вырвал кашей бабушке в сумку. После этого насильственное кормление слегка утихло и перешло в более спокойную фазу. Полбака каши матерясь, доел дед. Не выкидывать же. В промежутках между кулинарным экстазом, мама красила потолки. Сначала их мыла с хлоркой, убивая несуществующую плесень и все живое вокруг, в радиусе километра. Жалобы соседей ее ничуть не смутили, басурманский язык был ей не ведом, потому разгребать их пришлось детям. Дед скакал по стремянке с тепловым пистолетом, выжигая раскаленным воздухом чужеродные бактерии, пока его не скрутил радикулит. Красили в четыре этапа, в пять отмывали мебель, потому что забыли ее накрыть целофаном, потому теперь мебель стала пятнистая и похожа на «Гребаного долматинца» — дословно. Могла бы и не рассказывать. Я полжизни так прожила и ничего, только сильнее стала и характер у меня закален, дай бог каждому.

— Приезжайте, а то я за себя не отвечаю — стальным голосом закончила дочь и отсоединилась.

— Что там? — спросил Гоша, запихивая меня в машину.

— Нормально все, как всегда — хмыкнула я.

— Несчастные дети — посочувствовал муж, стартуя с места травой и камнями, на забытую в спешке папину раскладную табуретку. Табуретка, не выдержав такого к себе обращения, упала в воду и поплыла, подгоняемая легкой волной.

— Куда спешим, на пожар, что-ли? — захихикала я, глядя на побелевшие Гошины костяшки красивых длинных пальцев.

— Увидишь, пообещал мне муж.

Небо разверзло свои хляби внезапно, сбросив на несчастного «Святогора» несколько тонн воды. Старичок хрипел и мотал инвалидными дворниками по стеклу, мужественно сражаясь со стихией. Я орала, Гоша рядом громко матерился.

— Тадам, табадам — грохотало небо, втыкая между «Святогоровых» колес желтые стрелы молний, пахло азотом и чем — то еще очень неприятным. Может это я, от страха?

— Вжихрррр, кха — кха — натужно захлебываясь, ревел «Москвичок» выбивая колесами миллиарды грязных брызг, с которыми умершие дворники перестали справляться.

— Ну, родной еще маленько — умолял Гоша, зная, что до асфальтированной дороги осталось с пол километра. — Иииииу — всхлипнул «Святогор» зарывшись носом в жидкую грязь, посреди огромной лужи и встал, не оправдав Гошиных надежд. Силы покинули несчастного представителя автомобилей двигателей внутреннего сгорания.

— Толкать нужно — вздохнул любимый и вылез из машины, тут же провалившись в грязь по пояс. — Чего сидишь? За руль давай перелазь.

— Гош, ты чего? Я на механике двадцать лет не ездила.

— Ну, тогда толкай, иди — хмыкнул муж, и замер, стоя в грязной воде, наблюдая, как я ужом ввинчиваюсь в водительское сидени, тут же вспомнив азы вождения, даденные мне запуганными инструкторам в девяносто лохматом году (Расскажу, как — ни будь)

— Оооооуииии — надрывался «Москвичок» обдавая грязью напыжившегося Гошу. Пахло паленым сцеплением и, почему — то водкой.

— Б….. Твою мать!!!! — неслись с улицы ругательства, перемежаемые грохотом, в конец распоясавшегося неба.

— Танки грязи не бояться — заливисто орала я, доводя мужа до белого каления.

«Святогор» стоял, как приклееный.

— За трактором пойду, в деревню — наконец решил Гоша, вытирая с лица ладонью жидкую грязь.

— Я одна не останусь.

— Тогда ты иди. Другого выхода — то нет — вздохнул любимый, с сожалением оглядывая новый спортивный костюм известной фирмы, купленный нами в Москве, но сейчас похожий на половую тряпку.

«В помойку» — расстроенно подумала я.

— Ладно, иди. Только не долго — мои мысли бродили вокруг сучковатой дубины, лежащей в багажнике, которую папулька любовно называл битой и возил с собой для самообороны, так, ни разу, и не использовав ее по назначению. Бандиты и убийцы, даже имеющие зрение, минус двадцать пять, никак не хотели зариться, на такое богатое имущество. А вот мне дубина сейчас бы пригодилась для самоуспокоения, мало ли лихих людей в округе шастает, не дай бог соблазнятся безобидной на вид женщиной. Но добраться до оружия сейчас можно было только вплавь, и я сидела в тоске, и страхе совершенно не подумав, что бандиты — то тоже не дураки в такую погоду промышлять и вдруг вспомнила, что под сиденьем мой любимый родитель всегда возит саперную лопатку.

«Вот вернется Гоша, а я «Москвичка» вызволила, сама. Без всяких тракторов» — оживленно думала я, копаясь в жидкой грязи, совершенно не соображая при этом, что закапываю несчастный автомобиль еще глубже — «Офигеет». Опомнилась я спустя полчаса, когда из лужи торчала только крыша многострадального «Святогора». Офонарев от копания и вида папиной любимой машины, я совершенно пропустила звук приближающегося трактора.