будет жить дальше — просто такой у него оказался долгий завод жизненных часов. Такой
долгий, что, кажется, они не остановятся никогда.
А ведь те, кто его расстреливал, уже давно погибли сами… Вот судьба, а?
___________________
340
А ВАМ ВСТРЕЧАЛСЯ ПЕРВЫЙ ПОСЛЕ БОГА?
Увидев в толпе стремительную фигуру доктора Аарона Либерзона — в коричневой
кожаной курточке и с благородным фэйсом немолодого байкера, намотавшего кучу
километров жизненных троп, не сразу поймёшь, что перед тобой ортопед экстра-класса, представитель высшего дивизиона израильской медицины.
У здешних медиков есть неприятная особенность: они неохотно вступают с
пациентами в личный контакт, то есть им безразлично, кто ты, а интересует лишь, что
привело тебя на прием. Другое дело у нас, где, если ты значительная фигура и с тебя
можно что-то поиметь, теплые отношения с врачом налаживаются автоматически…
К сожалению, в маленьком Израиле не все ортопеды — Либерзоны, поэтому мне
удалось попасть к шефу "Клиники д-ра Аарона Либерзона" в Хайфе лишь после
полуторамесячного ожидания.
В холле с приглушённым освещением я было преисполнился почтением к двухметровому
амбалу, гордо вышагивающему между кабинетов, и был даже несколько разочарован, когда знаменитым Либерзоном оказался господин, что на этом снимке, к которому нас с
Аллой привела незаметная секретарша.
У доктора, кажется, особого расположения не вызвали ни я, ни моя бедная нога; наверное, поэтому он задавал вопросы, причем, странного свойства, моей жене, а не
хозяину главного предмета этой долгожданной встречи.
Потом Алла сказала, что два жалких посетителя (бедная старушка, поддерживающая
бредущего с помощью элехона когда-то грозного, а ныне растерянного, с заплетающейся
речью старца) не могли не вызвать у любого доброго человека желание помочь. А так как
из этой пары единственным внятным посетителем казалась она, то и общаться он
предпочел с ней.
Устроив меня на кушетке, покрытой бумажным одеялом, и проводя тщательный осмотр
правой стопы, он тихо, но четко, вопрошал: — Ваш муж ест мясо и рыбу? Каждый ли
день и сколько? Понятно… Был ли осмотрен местным ортопедом? Ложили его на топчан, как здесь?
Мне эти вопросы не очень нравились. Какое ему дело до честно купленных двумя
пенсионерами мяса и рыбы? И что значит "осматривал ли меня его периферийный коллега
в положении лёжа", — он что, должен был взирать в полете на стопу, напоминающую
перебитый нос боксера?
Вердикт ошеломил: срочная операция по ремонту стопы — или пришла пора с ней
распроститься, в целом. Ближайшей клиникой Израиля, где у него было окно для срочной
операции, оказалась больница в Нетании, в центре страны. Так мы с Аллой появились 3
января в медицинском центре "Ланиадо".
Перед операцией мы пару раз мельком говорили. Разногласия по поводу оплаты с
больничной кассой Маккаби были им быстро улажены. Алла обратила внимание на
341
занятную деталь: доктор говорит тихо, но почему-то в его присутствии все говорят ещё
тише…
Про израильские больницы (чистоты в палатах, технической оснащённости, питании, отсутствии даже малейшего намека на поборы, вышколенности медперсонала) я здесь не
буду, чтоб любящий меня читатель сгоряча не брякнул: вот, мудила! Попал в рай и
квакает про свои беды!
Коснусь лишь национального вопроса. В ходу иврит, арабская речь, в случае непонимания
— мгновенный переход на английский. Объявления в больнице на этих языках. Русский
значительно реже. По поводу неправильного языка никто и никого не гнобит. Как
говорится, их батька не Бандера, а с матерью Хавой (или Евой) давно все разобрались.
Среди врачей много арабов и бывших граждан СССР.
Полное отсутствие дискриминации по национальному признаку. В команде Либерзона нет
только эскимосов. Там важны знания, умения и ответственность, а не заразная наци-вавка
в чьей-то глупой голове.
***
Вы не поверите, в первый же день появления в больнице с моей ногой произошло чудо!
Последние месяцы она заметно пухла и была темнее своей более удачливой коллеги.
И вот зашёл Либерзон с каким-то легкомысленного вида (он почему-то все время
улыбался) невысоким крепышем средних лет. Они говорили о чем-то весёлом, и все это
время по очереди трогали моё бедное копыто, поворачивали туда и сюда, мяли, даже
чуток поддергивали; вволю посмеялись, потом пару минут посовещались. Доктор
Либерзон участливо коснулся моего плеча, и оба отправились восвояси.
— Что это было? — изумленно уставившись вниз, спросила Алла.
Мы не поверили своим глазам: опухоли как не бывало, а по цвету выглядела нога, как
здоровая!
И вот прошло время, а объяснение такому чуду я вижу одно: увидев, с какими страшными
деятелями ей предстоит столкнуться, моя стопа так испугалась, что пошла на попятную, лишь бы не трогали ее эти безжалостные к любым болезням эскулапы…
Операция продолжалась более четырех часов. Как рассказала Алла, доктор выходил
из операционной багровый, мокрый, уставший, будто вагон разгружал, а не штрикал
ножиком беззащитную ножку. Странно, правда?
***
Лежал я в палате на трёх человек, каждое место огорожено шторой, хочешь — откройся