Записки о болгарских восстаниях

Бросив черную гадину на землю, Волов стал сосать палец, а змею убили. Однако бесстрашие Волова не помешало некоторым суеверным делегатам истолковать появление змеи, как дурное предзнаменование для повстанцев.

— Не к добру это, — сказал, покачивая головой, один белобородый депутат своим товарищам.

А гром гремел все сильнее, и дождь лил не переставая. Огромные костры, на которых кипели котлы и жарились барашки, погасли, как цигарки, и даже пепел их был смыт быстрым потоком дождевой воды. Депутаты укрылись под ветвистыми буками. Продолжать заседание здесь было невозможно. Выдвинули предложение избрать комиссию, с тем, чтобы она в тот же день вернулась в Панагюриште и там, выработав устав и программу восстания, назначила день, в который оно должно было начаться.

—

К закрытию собрания прибыл курьер из Врацы. Он принес письмо от тамошних апостолов, в котором, между прочим, говорилось следующее: «Мы уже готовы, братья. Если случай представится сегодня же, то есть если другие округа также готовы, мы развернем знамя свободы»/?!/

Сам Бенковский прочел вслух это письмо, и депутаты выслушали его с восхищением. Очевидно, они уже позабыли о черной змее. Это письмо, подписанное славным Займовым, подлило масла в огонь, и апостолы решили, что более не имеет смысла держать в таком строгом секрете их планы. Вот почему Бенковский объявил депутатам, что день, когда развернется знамя IV округа, уже близок. Если же, добавил он, турецкое правительство что-то заподозрит и попытается арестовать кого-нибудь из наших работников, то селение, в котором случится подобное несчастье, обязано будет восстать, освободить своего брата и срочно оповестить об этом «главную квартиру» в Панагюриште, которая провозгласит всеобщее восстание.

Необходимость этой меры апостолы объясняли так: если правительство узнает о заговоре и арестует некоторых революционных работников, среди них, возможно, найдутся малодушные, которых пытками вынудят открыть тайну, и не пройдет и нескольких дней, как нас разгромят; придется все начинать. сызнова, и пройдут года, прежде чем мы подготовимся к новому мятежу. Поэтому знамя придется поднять, «когда бог повелит».

Так оно и случилось, о чем читатели узнают из нашего дальнейшего повествования.

15

Когда комиссия была избрана и депутаты получили упомянутые инструкции, вполне их удовлетворившие, каждый поспешил к себе домой; отправилась в Па-нагюриште и комиссия, чтобы там продолжать свою работу совместно с апостолами. Мы приехали туда поздно вечером и остановились в доме Стояна Пыкова. На другой день комиссия приступила к организации восстания, но турецкое правительство уже было полностью осведомлено о том, что происходило в Обориште. Вот как оно об этом узнало.

Балдевский представитель Ненко, вместо того, чтобы вернуться домой и отчитаться перед своими избирателями, пошел прямо в Пазарджик к Али-бею и доложил ему обо всем, что слышал и видел в Обориште. Судя по всему, этот человек с черной душой в первые же дни собрания замыслил сделаться Иудой-предателем, взять на себя роль гнусного шпиона. Ненко долго боролся со своей мерзкой совестью. По рассказам очевидцев, Ивана Арабаджии и Крайчо Самоходова, он однажды ночью в Обориште три раза вставал с постели и спрашивал своих соседей-депутатов:

— А вдруг кто-нибудь из нас пойдет и донесет туркам, что болгары готовятся к восстанию, что тогда будет?… — и сам отвечал: — Большую награду даст начальство тому человеку. Только ему тогда уж не житье среди болгар.

Когда Ненко рассказал обо всем Али-бею, в Пловдив, Адрианополь и даже Константинополь тотчас полетели телеграммы.

—

Комиссия, избранная в Обориште, и апостолы работали деятельно. Из осторожности мы никогда не ночевали две ночи подряд в одном и том же доме.

16

Та же комиссия составила и другие инструкции, к сожалению, утерянные бесследно. Она составила и воззвание к болгарскому народу с призывом к восстанию; это воззвание надо было разослать 25 апреля. Когда настало время писать его, между апостолами возникли горячие споры по поводу редакции текста. И в этом случае Бенковский не утерпел, чтобы не навязать другим свою волю. Все мало-мальски грамотные апостолы и комиссары написали по проекту воззвания, но Бенковский настаивал на принятии его редакции, без каких бы то ни было изменений и без ненавистных ему точек и запятых. Текст Бенковского начинался так: «Братья болгары! Христос воскрес и в нашей стране после пятисот лет…».

Возражая ему, Волов, Соколов и другие говорили, что просвещенный мир будет судить о нас только по нашему воззванию, поэтому оно должно быть написано очень грамотно.

— У меня нет ничего общего с евреями и коварными дипломатами, — сказал Бенковский. — Я болгарин, я апостол свободы, и хочу, чтобы меня поняли только те, кому я пришел помогать, а что скажут редакторы «Нейе Фрайе Пресс»— меня мало интересует.

Вот это воззвание.