Записки о болгарских восстаниях

Находившиеся в Белове иностранцы — немцы, итальянцы, греки и прочие, — то ли искренно сочувствуя нам, то ли из трусости или просто из вежливости, не замедлили нанести нам визиты. Они оделись по-парадному — им было невдомек, что некому оценить их галстуки и фраки. Они поздравляли нас с успехом восстания, выражали по этому поводу свою радость и делали вид, что ликуют больше, чем сами болгары. Бенковский отвечал им по-итальянски и по-польски, порой пользовался услугами добровольных переводчиков. Я очень опасался, как бы эти их светские манеры и обезьянье жеманство не вывели из терпения нашего воеводу и он не оскорбил бы гостей. Но опасения мои оказались напрасны, Бенковский не сказал посетителям ничего обидного, только под конец вспылил.

За разговором он то и дело поглядывал в окно, на повстанцев, как я уже говорил, они расположились на отдых перед домом священника, отца Михаила. Очевидно, Бенковский заметил какой-то непорядок и пожелал что-то сказать бойцам. Он толкнул, но окно не открывалось. Он толкнул его раз, толкнул другой. Тогда он, не извиняясь, оборвал свою речь и, недолго думая, изо всей силы ударил кулаком по стеклу. Стекло разбилось на мелкие кусочки. Высунув голову наружу, Бенковский строгим тоном отдал какой-то приказ и, снова обернувшись к гостям, которые в испуге переглядывались, возобновил прерванную беседу, словно ничего не случилось.

Мы приказали арестовать и обезоружить всех турок, находившихся в Белове. И тут к нам пришел некий Тратник, словенец, местный лесничий инспектор, — человек с бородой до пояса — и сказал караульным, что хочет видеть воеводу по важному делу. Его впустили.

— Господин капитан, — начал Тратник тоном подчиненного, просящего отпуск у своего начальника, — я пришел просить пропуск для моего Саида. Прикажите караульным не трогать его и не отбирать у него оружия.

Саид был турком, слугой Тратника.

— Кто ты такой и на каком основании просишь такое? — поинтересовался Бенковский, снова сжимая кулаки.

— Господин капитан, я словенец, местный лесничий инспектор и подданный его величества австрийского императора, — ответил Тратник, делая ударение на титуле своего монарха.

— Если ты немец, а твой государь — неограниченный деспот в своей стране, то я болгарин и беспощадный повстанец на земле своих отцов! Я тут хозяин! — грозно крикнул Бенковский и с такой силой ударил кулаком по столу, что чашки с кофе попадали на пол. — Сейчас же приводи сюда турка, а не то прикажу тебя повесить!..

— Слушаюсь, господин капитан… — отозвался Тратник, и его русая борода затряслась.

Вскоре два беловчанина привели Саида и принесли его оружие.

Иностранцы завалили нас подарками — тут были и оружие, и бинокли, и седла, и кони, и многое другое. Казначей нашего отряда Марин Шишков высыпал на стол целую торбу серебряных монет — меджидий — и предлагал заплатить за подношения, но все дарители благородно отказывались от платы — даже за оружие, которое мы сами просили продать нам, так как очень в нем нуждались.

Прием продолжался целый час. Кто только ни приходил приветствовать воеводу! Среди посетителей был один серб, явившийся лишь затем, чтобы прочитать Бенковскому посвященную ему оду. Она начиналась примерно так: темная туча идет от города Панагюриште, а посреди нее летит орел с огненными крыльями. Туча эта символизировала наш летучий отряд, а под орлом подразумевался Бенковский. Декламируя свои стихи, серб три раза умолкал, чтобы смахнуть слезы. Он говорил, что сам сочинил эту оду, но я не верю, чтобы в Белове когда-либо жил поэт.

После серба перед воеводой предстал болгарин лет пятидесяти, в брюках западноевропейского покроя. Он вел за руку юношу лет двадцати с небольшим, миловидного, как девушка, с коротенькой сабелькой у левого бедра.

— Болгарские вельможи и воины! — начал пожилой болгарин, положив руку на голову юноши. — Вот мое самое большое богатство! Отдаю его во имя блага нашего дорогого отечества. Вручаю его вам: поручите ему любое дело. Зовут моего любимого сына Владимиром.

Отец Владимира еще долго говорил в самом патетическом тоне, о себе же сказал, что зовут его Нено, и что он много лет учительствует в Пазарджике. Владимира приняли в наш отряд на должность писаря и переводчика с французского языка — он говорил по-французски. Бенковский думал, что когда-нибудь к нам будут приходить иностранные корреспонденты и посланцы, как они приходили к повстанцам в Герцеговине и Боснии.

У далматинца Ивана Шутича на стене висели хорошее ружье системы Лефоше и револьвер: мы хотели было их купить, но Шутич сказал, что скорее даст голову на отсечение, чем расстанется со своим любимым оружием.

— На что тебе оружие, раз ты отправляешься в Адрианополь? — спрашивали его повстанцы.

Большинство беловских иностранцев готовились бежать в Адрианополь, как только восстание начнется в Белове.