— В Тетевене стоят турецкие регулярные войска и башибузуки, тысячи две наберется. Каждый день леса прочесывают, всех нас перерезать грозятся. Из села выйти невозможно… Я с двумя цыганами вышел. Вон они там под деревом — меня поджидают. Отпустите меня, если вы христиане, да и сами бегите, пока вас не выследили!..
Во время этого разговора Станчо несколько раз пытался бежать, но мы его задерживали. Его тон и выражение лица произвели на всех нас самое гнетущее впечатление.
—
Вернуться назад, во Фракию, с теми, кто туда стремился, было совершенно немыслимо — мы знали, что нас там ожидает. Да и в каком селении и доме могли бы мы найти убежище? Идти вместе с далматинцами в Тетевен и сдаться? Об этом и говорить не стоило. Оставаться в этих непроходимых горах, один вид которых внушал человеку страх и приводил его в трепет, было также невозможно. Надо было иметь орлиные крылья, чтобы, высоко взлетев над горными вершинами, спуститься где-нибудь на равнине и там уже бороться за существование!
…Вопрос о роспуске нашего отряда назревал уже несколько дней.
—
Возможно, некоторые читатели скажут: вместо того, чтобы рассеяться по лесам или добровольно идти сдаваться туркам, отряду надо было подождать, пока на него нападут турки или самим на них напасть и умереть, как подобает героям! Так были настроены и немногие из нас. Но скажите мне, могли ли сражаться голодные, дрожащие от лихорадки, еле стоящие на ногах, больные люди, ружья которых были испорчены, все до одного?!.
Мы сделали бы непростительную глупость, начав неравную борьбу, из которой ни один из нас не вышел бы живым — противнику мы не могли причинить ни малейшего вреда. Когда же мы разделились на мелкие группы, можно было надеяться, что хоть половина из нас уцелеет. В конце концов мы ушли из Фракии не приключений искать, а спасения. Что толку, если бы мы пали от башибузукских ятаганов в этих горах, где никто не увидел бы нашей гибели и она не принесла бы никакой пользы, даже моральной? Кроме того, маленьким отрядом легче было скрываться, а еще легче прокормиться, чем большому отряду, который враг мог легко обнаружить.
—
Итак, нужно было уходить. По просьбе далматинцев мы взяли с собой одного их товарища, двадцатитрехлетнего парня по имени Стефо. Он потерял свой австрийский паспорт, и тетевенские власти, не слишком хорошо знавшие международное право, могли с ним расправиться раньше, чем он успел бы доказать, что он иностранный подданный. Присоединился к нам и отец Кирилл, твердивший, что лучше увидеть свои кишки на земле, чем сдаться туркам, которых он ненавидел всю жизнь. Отцу Кириллу мы не могли отказать, он был из тех пламенных деятелей Апрельского восстания, которых турки, поймав, сразу же вешали.
Солнце поднялось над зеленым лесом уже довольно высоко и лучи его легко проникали в низину, где еще стоял наш распавшийся отряд. Становилось все жарче и жарче, на припеке густой пар поднимался от мокрых деревьев и трав. Привязанные кони, голодные, похожие на живую падаль, монотонно постукивали передними копытами по каменистой земле и непрестанно размахивали подрезанными хвостами, чтобы защититься от мух, которых становилось тем больше, чем жарче пекло солнце. Мы быстро зашагали по намеченному пути. Одни плакали, другие изрыгали проклятия, третьи мрачно молчали — словом, сцена была тяжелая во всех отношениях.
Далматинец Крыстю Некланович, любивший свою двустволку не меньше, чем самого себя, схватил ее за конец ствола и пригрозил разбить о дерево, если я не соглашусь ее взять. Он поцеловал ее несколько раз и подал мне.
Бедные кони, свидетели нашего торжества и страданий, остались привязанными к деревьям, с некоторых даже не сняли вьюков с разными вещами — одеждой, бумажными патронами. Впрочем, не приходилось сомневаться, что коней вскоре отвяжут новые хозяева, которые не замедлят явиться.
Немного погодя бойцы скрылись из виду. В долине остались только мы четверо: Бенковский, отец Кирилл, Стефо и я.
—
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
УБИЙСТВО ВОЕВОДЫ БЕНКОВСКОГО
1
—
Отдохнув часа два, мы снова тронулись в путь по гребню хребта. Вскоре нам повстречался мальчишка, который пас коз, но у него не было при себе ни хлеба, ни другой еды. Он сказал нам, что если мы перейдем две реки /кажется, Белый и Черный Вит/, то попадем вон в тот большой лес — он расстилался перед нами, как морская гладь. А в этом лесу находятся загоны скотоводов, мы дойдем до них к вечеру, если будем идти быстро. Скотоводы были из ближнего села Бросена.
—