Записки о московской войне

Некогда Дерпт был богатейшим городом Ливонии, доказательством чего служит даже доселе вид публичных и частных зданий. В Ливонии нет нигде лучшей и более плодородной земли, чем Дерптская. Прежде, чем Немцы, переселявшиеся в Ливонию, принесли в эти места христианскую религию и свой язык, все это пространство от моря выше Пелбского озера (l. Реlbа) до Пскова находилось во владении варварского племени Судетов (Sudetes), с которыми, по рассказу Московских летописей, происходили многочисленные войны у Русских. После того как эта страна сделалась христианскою, она подчинилась епископам, под властию которых и состояла до Германа Весселя (Vesselius). Когда Московский царь по взятии Нарвы и Нейгаузена заставил его вместе с городом сдаться под свою власть, то противно данному обещанию увел его в Москву. Большое вероломство показал он в отношении к живому епископу, но не меньшую ненависть обнаружил и к умершим, трупы которых спустя немного времени он выбросил из [265] храма и из гробниц. Некоторое время затем в городе на равных правах жили и Ливонцы, и Москвитяне; по прошествии же некоторого времени, когда Ливонцы вследствие не-справедливых действий со стороны Москвитян составили заговор с целью умертвить их, и когда Ливонцы без труда были усмирены Москвитянами, превосходившими их числом, то очень многие из прежних жителей в это время были перебиты, а остальные отведены в Москву; с тех пор город этот имел жителями только Москвитян. Уже раньше, уходя из Новгородка, Москвитяне подложили огонь под его основание, но он был тотчас во время захвачен нашими и потушен. В Дерпте были замечательны два здания: замок, в котором прежде жил епископ, а когда город подпал под власть Москвы, — владыка, — и другое здание, предназначенное для государя, которое сам князь, заняв несколько частных лучших домов и убрав их по своему, выстроил для себя. Жители Дерпта полагали, что Замойский остановится в замке, так как по обычаю их считается уголовным преступлением для частного человека поместиться для жительства в доме государя; на основании такого соображения, в разных местах под замком они подложили пороховые мины, так чтобы, сообразно с тем, когда догорят проведенные к ним затравки (Funiculi), одне из них должны были взорваться через 24 часа, другие чрез 48 часов, после их ухода. Остановившись прямо в доме государя, Замойский отплатил за опасность, которой он подвергался, тем, что велел казнить нескольких крестьян, на которых лежал уход за замком. Несмотря на это, принятые по отношению к неприятелю обязательства были соблюдаемы самым тщательным образом, и Замойский не только не мстил за это никому из тех Москвитян, которые оставались в Ливонии, но даже, когда один мальчик, родственник Дерптского воеводы Плещеева, не столько подученный нами, сколько прельстившись [266] ребяческим образом некоторыми детскими приманками, добровольно пристал к нашим, и Плещеев сильно о нем беспокоился, то Замойский приказал весьма ревностно искать его и возвратить. Подобным же образом заняты были другими начальниками и прочие крепости, которых было не мало. Прежде чем сделалась известною сдача Дерпта, Москвитяне скорее были вытесняемы из них нашими ловким и хитрым образом, чем сами их оставляли. По занятии Дерпта также были отданы приказы королевским наместникам, начальствовавшим в Заволочье, Луках и других Московских крепостях, передать означенные крепости Москве. До этого же дня, ни одно владение, кроме Острова, не было передано Москвитянам, но потом все были честно сданы.

В это время де-ла Гарди, когда Лесновольский от имени Замойского, объявил ему то, о чем мы выше сказали, увел войско от Пернова, после того как ему полюбовно были указаны границы; сняв осаду, он распределил войско по крепостям, собрав его с полей. Около этого же времени Замойский отправил к нему Эрнеста Вейера (Ernestus Veierus) и Михаила Конарского (Michaeles Konarscius) по делу о Вейсенштейне, чтобы объявить об уступке его Москвою королю и спросить, намерен ли он воспрепятствовать его переходу в наше владение. Тот на это отвечал, что его король сам пошлет к Польскому королю послов, чтобы переговорить по поводу этих спорных вопросов.