— Тогда послушайте меня, — ответил тот выдержав тяжелую паузу, — послушайте меня все… мы прибыли сюда не для того, чтобы что-то менять и переделывать, не для того, чтобы вмешиваться в их дела. Мы, надеюсь вы все это понимаете, заинтересованы в сохранении Панема таким, каков он есть. Мы, — повторил он, — заинтересованы. Эти Игры нужны не только для сохранения власти Сноу. Скажу даже, что объективно они, напротив, ускоряют его падение. Но они все равно нужны…
— Вижу причальную мачту на площади Парадов! Экипажу приготовиться к швартовке! Делегации занять места в спусковой гондоле! — так голос капитана провозгласил об окончании путешествия, заставив замолкнуть все разговоры: сколь бы ни были они досужими или критически важными. — Господа! Желаю успеха, и, как там говорится у них — «Пусть удача всегда будет на вашей стороне!»
— Спасибо тебе, Вальмунд, на добром слове, — ответил советник, — и, как говорят у нас — «Мы еще удивим мир, и он навеки ляжет у наших ног!»
========== Вместо введения. “Зовите меня Фиделией” ==========
Куда исчезли Бонни и Твилл
С момента встречи, произошедшей неожиданно, словно в сказке, миновало несколько дней, в течение которых Твилл так и не удалось заставить свою бывшую ученицу сдвинуться с места. Казалось, все силы небесные и земные объединились против продолжения их похода. Поврежденная нога Бонни не переставала болеть, а погода окончательно испортилась. Ветер, снегопад, ледяной дождь сменяли друг друга, словно отговаривая беглянок возобновить их предприятие. Да и сама учительница, если уж говорить до конца честно, не очень-то настаивала. Полученных от Сойки продуктов было так много, что тащить их на одной себе Твилл не сказать чтобы очень и желала: а Бонни ей была сейчас никак не помощницей. И хотя обе понимали, что остаться надолго в такой близости от забора чужого дистрикта было смертельно опасно, решительный момент расставания с их временным убежищем всё не мог наступить. Временами младшую из беженок охватывало чувство вины, она начинала требовать от старшей бросить её и спасать свою жизнь, и они ссорились, громко крича друг на друга, забыв всякую осторожность. Потом мирились, засыпали в объятиях друг друга и снова ссорились, и снова заключали мир…
Где-то на седьмой день ветер окончательно стих. Хорошая новость для беглянок. Но была и плохая. Свежий снег покрыл землю толстым слоем. Идти будет трудно, и немного успокоившаяся боль в ноге Бонни вскоре возьмёт свое. И их следы будут замечательно видны любому, кто захочет их преследовать. Но идти всё-таки надо (питательные подарки от Кэтнисс подходили к концу), ещё бы знать, куда идти… Тринадцатый, по словам знакомых Твилл подпольщиков из её родного дистрикта, находился где-то на северо-востоке от Двенадцатого, но как искать этот «северо-восток»? Ориентироваться в лесу бывшая учительница литературы не умела, разве что в солнечный день могла бы с грехом пополам определить стороны света, если бы не растерялась под пристальным взглядом ученицы, в котором воедино смешивались ужас перед неизведанным и та самая безотчётная надежда, которую испытывает трибут, поедающий глазами своего ментора перед выходом на арену. Этот взгляд Бонни: затравленный, доверчивый, полный обожания и скорби заставлял Твилл трепетать и лишал последних капель самообладания.
«Нельзя возвращаться назад», «нельзя идти туда, куда ушла Сойка», — пожалуй, только эти два соображения вращались в её голове, и от этого не становилось легче, ибо за проведённые в укрытии дни, в чём она ни за что не призналась бы своей юной подруге по скитаниям, прожившая все свои тридцать с небольшим лет в каменных джунглях женщина окончательно утратила ориентацию в пространстве.