Записки о Панемской войне (СИ)

— У вас есть Труде. Кто сравнится с Труде? Она превосходно знает наш язык и превосходно знает свою страну.

— У нас нет Труде… — вот это новость для беженки. Притом произнесённая совершенно бесстрастно, — Труде оставаться в Капитолий.

— Понятно, там хорошо, в Капитолии, — позволила она добавить в свой голос изрядную долю ехидства, которое, однако, едва ли мог оценить варварский вождь.

— Нет… — без эмоций вымолвил Харальдссон, и поначалу Твилл не могла понять, что значило это «нет», пока он не продолжил, всё больше растягивая паузы между словами, — Труде… участник… бойни… Труде… мочь… не вернуться.

— Труде — трибут? Чей? — воскликнула словесница в полном ужасе, представляя, как та может столкнуться с Цецелией.

— Нет… — в прежнем стиле говорил Хольгар, — специальный корреспондент… Прямой эфир… Труде — там. Проводник Коринна… нужно… — тут. Фрейдис, ты быть?

Бывшая учительница отреагировала мгновенно. Какой-никакой это был шанс, и упускать его — глупость:

— Простите меня, мой штатгальтер, — она лихорадочно затараторила, — могу я выставить условие? Выполните мою просьбу, и я сделаю всё, что прикажете. Прикажете быть гувернанткой внучки Сноу — буду, прикажете спрыгнуть вниз головой с этой горы — спрыгну… — Твилл попыталась встать перед правителем на колени и припасть ногой к его сапогу — откуда-то ей пришло в голову, что именно так во все времена оказывают почести туземным царькам…

— Ты сказать твой условие? — Харальдссон был вынужден вскочить, чтобы избавиться от совершенно скандального знака почтения, — и почему ты не спрашивать о причинах внучка Сноу быть здесь?

Твилл поняла, что поторопилась со своей просьбой, но первое слово уже было сказано и надо было говорить второе:

— Пусть Труде сделает так, чтобы победила Цецелия — моя подруга. И тогда я…

— Я передать Труде твой просьба, а теперь смотреть этот камень, — и он показал рукой на огромный обтёсанный по краям валун, лежавший в центре по краям вершины. Вокруг него лежали маленькие камни числом 17.

Камень неожиданно превратился в экран, на котором поплыли фигуры.

— Йормунганд просыпаться. Фенрир открыть пасть. Корни Иггдрасиль ломаться. Рагнарек быть, — уроженка Восьмого окончательно перестала понимать речь Хольгара, и тогда у нее вырвалась фраза из семинарского прошлого.

— Что за эйяфьятлайокудль? — так говорили они промеж себя в том случае, когда препод нес какую-то невнятную белиберду или откровенную абракадабру. Что значило само это слово, и значило ли оно что-нибудь вообще, никто, естественно не знал…

— Эйяфьятлайокудль! — взревел Харальдссон и обнял Твилл за плечи, от чего она второй раз за это утро испытала самый сильный испуг, — Ты знать Эйяфьятлайокудль! Древний родина! Я быть там. Я найти руины Рейкьявик. Это быть мой авантюра!

Если бы так говорил кто-то из ее учеников, она осадила бы его за хвастовство. Но в Валльхалле не считалось зазорным говорить в превосходной степени об авантюре. Все-таки, она считалась главным делом жизни каждого фрельсе. Бывшая учительница поняла, что неожиданно коснулась чего-то очень важного в его жизни, и потому сочла за благо промолчать, хотя тирада штатгальтера почти ничего ей не прояснила. Она перевела свой взгляд на камень. Он показывал площадь какого-то очень большого, но непохожего на Капитолий города, и толпу людей, стоящих на ней в оранжевых одеждах и высоких головных уборах, нижняя часть которых представляла собой скрывающую лицо маску. Посередине площади горел костер, на котором корчились двое. Толпа, повинуясь какому-то ритму воздевала вверх правую руку.

— Великий утешение, — сказал Харальдссон, — Тело сгорать в огонь, и душа уходить в небо. Хороший смерть…

Далее промелькнуло еще несколько картин. Видимо, праздников, зрелищ, состязаний, из которых внимание Твилл особенно привлекли гонки на повозках, похожих на те, на которых трибуты выезжали на свой парад. Но в конце нарезки вид еще одной казни. Несколько человек стояли на дне ямы на коленях. Сверху на них летели комья земли, после чего в кадре показался бульдозер с опущенным ножом… Учительница закрыла глаза.

— Плохой смерть. Душа погребаться материя, — безучастно прокомментировал Харальдссон.

— Это новое изобретение Сноу? — голос Твилл был сбивчивым от гнева и слез.

— Нет… — и вновь затянулась пауза, — Это враг… Рагнарек быть, последний бой быть… где быть Рагнарек? Над руины Капитолий? Или тут? — и он показал на посветлевшую долину Мачу-Пикчу, — Сноу бояться. Кориолан просить беречь Коринна. Фрау-ярл помогать? Фрау-ярл рассказать Коринна все? Про Валльхалл, Капитолий и Дистрикт?

— Да, Фрейдис согласна…

Комментарий к 11. Рассвет на вершине Табора

Прочитавших прошу отозваться, кому отдать победу. Благочестивым, возвышенным и утонченным конкистадорам или хамоватым, разбитным и простецким викингам. Рим умрет, средневековье неизбежно, но каким будет средневековье - варианты есть…

1. Урди - в переводе это имя приблизительно означает “судьба”.