Записки о Панемской войне (СИ)

— Ты на самом деле… — младший из обходчиков хотел спросить, на действительно ли его товарищ верит в те слухи про «детей подземелья», которыми матери Фристата пугали своих непоседливых отпрысков.

— А как же мне не верить, тупица? Ты что думаешь, они могли бы столько просидеть в своём бункере, если бы не качали свежую кровь? Чтобы тебя забрали дети подземелья! А дурачьё из резерваций само бежит к ним руки… — сплюнул стамрехтер, — уроды!

— Если всё так, как ты говоришь, дядя Геррит, — не унимался Вилем, — почему власти империи столько лет терпят этот гнойник? Почему не покончат с ним? Значит, супероружие…

— Вздор! — оборвал его рассуждения старший ван Борселен. — Сказки и вздор! У них нет никакого супероружия. Ни одной ракеты! Ещё до того, как начался бунт, все ракеты до одной были вывезены в Дымящуюся Гору. И они остаются там… Я уверяю тебя, мой мальчик, — с лёгкой издёвкой произнёс Геррит, — если бы у бунтовщиков была бы хотя бы пара ракет…

— Тогда я решительно отказываюсь всё понимать! Ракеты на имперской базе. Бункер Детей Подземелья беззащитен. Сделать свои ракеты они не могут. Не хватает не то ума, не то ресурсов. Тогда почему…

— Потому что, Вилем, в бункере не ракеты, а четыре рабочих реактора, запас топлива и установки для обогащения и целый подземный город, состоящий не только из заброшенных, но и действующих выработок, которые можно услышать за двести миль оттуда… Когда перед самым концом бунта войска империи подошли вплотную к бункеру и предложили его сидельцам почётную капитуляцию, те отказались. И даже такой балбес, как ты, догадается, чем они пригрозили Капитолию…

— «Мы сгорим, но вы сгорите вместе с нами!» — не задумываясь ответил Вилем. Фраза, надо сказать, была откуда-то ему известна, хотя он совершенно не мог вспомнить где и при каких обстоятельствах ему довелось её услышать.

— Ну, наконец-то! Мощности четырёх реакторов с лихвой хватит, чтобы закидать весь континент радиоактивным пеплом… И потому империя от них отстала. Вместе с их блевотиной. Взяв обещание, что они не будут лезть в её дела, ибо если что…

— Что же тогда изменилось сейчас, дядя Геррит? Что дирижабли готовятся к атаке на Дымящуюся Гору… Это как-то связано с браконьерами, которых частенько видел ван Моор в лесу неподалёку от Погановки?

— Не знаю, Вилем, не знаю. На всё Божья воля. Знаю только одно, и тебе советую запомнить: «У того, кто отдал свою веру за сосиски, сначала отберут сосиски. А потом его посадят в клетку и будут кормить дерьмом».

Стамрехтер Геррит ван Борселен был очень доволен собой, когда ему, на его взгляд, удавалась моральная сентенция. Он весь словно подпрыгивал изнутри, несмотря на то, что в этот момент сидел сгорбившись под защитным навесом. Тем более, что начинавшаяся война между еретиками и безбожниками всех мастей переполняла его тайной радостью, заставляя его поверить в то, что он и есть тот древний мудрец, сидящий на берегу реки, по которой проплывают трупы всех его врагов. «Мы, буры, кроткие… и мы, кроткие, наследуем землю!»

Комментарий к 31. Чума на все ваши дома!

(*) Верховный судья клана.

========== 32. Новый переплет ==========

— Однако, она не промахнулась…

— Вас это удивляет, пани Рихтарж? Разве ваша лунная медицина не творит чудеса? И если уж вам удалось вернуть сознание нашей Труде, которую капитолийские костоправы считали умершей…

— Сознание, пан Харальдссон, но не память, — наверное штатгальтер мог бы посчитать эту манеру говорить невежливой, если бы перед ним была не лунянка - далёкая от хауптштадтских манер и, к тому же, довольно симпатичная.

— Ну-у, — протянул он, — посмотрим, когда Одгерд и Коринна принесут Труде ее любимый меч… Возможно, телесные рефлексы окажутся более живучими, чем духовные образы.

— По крайней мере телесные рефлексы пани Эвердин её не подвели, — улыбнулась Рената, — Коин оказалась с разбитым сердцем… в самом прямом смысле этого слова.

— И что же лунная медицина? — Харальдссон произнёс эти слова нарочито ехидным тоном, не отказав себе в удовольствии слегка поддеть собеседницу.

— Как будто Вы не знаете, мопанку, что лунная медицина не будет вмешиваться… — хмыкнула та. — А пани Китнисс повесят, утопят или растворят в кислоте? — перевела она разговор, внимательно всматриваясь в изображение, проецируемое чёрным камнем, одним из тех, что были установлены на вершине Табора. Как раз в этот момент было видно, как убийцу Коин окружила небольшая толпа, в которой угадывались серые с красным парадные мундиры офицеров 13-го, защитные гимнастёрки ополченцев из отрядов Пейлор, а также тёмно-синие кителя участников капитолийского сопротивления — личной гвардии Плутарха Хэвенсби. Мелькала и хорошо знакомая изумрудно-зелёная с серебром форма легиона «Кондор»… Внимательно следуя за взглядами Ренаты, Хольгара и ещё нескольких пар заинтересованных глаз, изображение увеличивалось в нужном сегменте, показывая, как одномоментно ставшему бывшим символом революции наносят удары и заламывают руки, вырывая бесполезный лук, стрела которого уже успела найти цель.