Записки о прошлом. 1893-1920

В розовой прозрачной дымке майского утра мы подошли к Ялте. Красавец-город только что освободился от большевиков и на пароход к нам село несколько человек офицеров, спасшихся от резни. Они много порассказали нам о последних завоеваниях революции в этом несчастном городе. У конца мола на наших глазах ещё работала команда водолазов, вылавливающая из моря трупы расстрелянных, к ногам которых матросы привязывали по местному революционному обычаю чугунные колосники. Город поражал своей пустотой и отсутствием на улицах прохожих. Наш немецкий комендант в одиночестве похаживал по молу. У нас на пароходе оказалось двое ялтинцев, сбежавших в Батум в разгар резни, и теперь их встретила вдали кучка родственников. Из этой группы до нас доносились радостные голоса и женский плач, видимо, не все вернулись, кого ожидали…

Красавица Ялта, спящая и тихая, лежала перед нами, как на фотографии. Кое-где повыше к горам на белых стенах дач виднелись чёрные дыры и трещины, жуткие воспоминания недавнего прошлого. На улицах, когда-то оживлённых, не было видно ни прохожих, ни извозчиков – город точно затаился. На пароходе весь день шли рассказы очевидцев о расстрелах, пытках и зверствах, пережитых населением от матросской банды, несколько месяцев подряд владевшей городом. Когда вечером мы отходили от Ялты и тихо шли вдоль зелёных гор и белых дач, в необычайной тишине кругом чувствовалось только что пронёсшееся над этим райским углом кровавое и полное жути прошлое…

Снова небо и море кругом, снова бесконечная лазурь впереди, на которой не на чем остановиться глазу. За весь переход от Ялты до Одессы мы не встретили ни одного паруса, ни одной лодки... Чёрное море ещё не оправилось от недавно пережитого.

Старика рулевого, который не был похож на своих оголтелых и наглых товарищей, я много и долго расспрашивал о недавних событиях. По поводу моего опасения, что большевики могли выслать за нами вдогонку военное судно, он выразился коротко и решительно:

– Не вышлют... там у них ни одного корабля в исправности не осталось, всё потопили и изгадили, сволочи... ихней матери.

– А вы не знаете, зачем они военные корабли топили?

– А зачем, ты мне скажи, они дома жгут, людей убивают и мучают, и всякие безобразия делают... Революция, стало быть... ну вот палки на них больше и нету, а без палки простой русский человек свинья... сам под себя гадить начинает... своё же и губит безо всякого смысла.

Разговорились мы от скуки и с соседом капитаном, во время всего путешествия угрюмо сидевшим на своём месте и избегавшим всяких разговоров. К моему удивлению, он не только разговорился, но даже разгорячился, когда я случайно упомянул, что служил в мусульманском корпусе. Капитан служил у армян и считал их не только угнетённым несправедливо народом, но и заслуживавших всяких похвал. В дальнейшем разговоре выяснилось, что замухрышистый капитан интересуется вопросами, весьма далёкими от уровня армейского пехотного офицера. Укладываясь спать, капитан совсем по-светски поцеловал у жены руку и отрекомендовался нам. К совершенному нашему изумлению, он оказался коренным офицером стрелков императорской фамилии – гвардии капитаном князем Димитрием Святополк-Мирским. Теперь он ехал к себе в имение под Харьковом, которое гетман Скоропадский ему возвращал из рук захвативших его мужиков. Чудак князь, имевший вид старообрядческого начётчика и ездивший за каким-то чёртом воевать за армян на Кавказ, впоследствии в эмиграции стал одним из основателей евразийства и кончил тем, что стал большевиком-возвращенцем. Несомненно, он был человеком не совсем нормальным и с очень большими странностями ещё в России, задолго до «перемены вех».