Записки о России. XVI — начало XVII в.

Во-первых, уже около 14 лет Джером Горсей был ответственным [в делах] Компании в Москве, когда узнал, что фламандцы пришли с товарами и кораблями северными морями к тому самому порту, который был обнаружен Компанией и никогда прежде не принимал никого, никаких иностранцев. Он написал письмо агенту упомянутой Компании, что это [означает] великую немилость и еще большие потери; если Компания не исправит это, [то он] Джером Горсей найдет средства остановить их приход туда. Этот вопрос никогда не поднимался за 12 лет, но теперь совершается измена Королю и его стране. Копия этого письма была предъявлена м-ру Доктору Флетчеру, который потребовал его показать.

2. Джером Горсей служил [как посол в Москве от] ее Величества уже около четырех лет до появления м-ра Флетчера. За это время он добился для Компании свободных привилегий и привез их Королеве. Служба была с благодарностью принята ее Величеством — Джером Горсей вошел в известное доверие, хотя никогда не злоупотреблял им.

3. Хорошо известно, что чиновник, Андрей Шалкан, полный злобы, сговорился со слугой Джерома Горсея в Москве, придумал речь, якобы сказанную хозяином [слуги] м-ру Флетчеру, звучавшую оскорбительно для Императора. Упомянутый слуга сделал это, покупая свою подлую свободу, после чего отрекся от веры, был перекрещен, награжден Андреем Шалканом. Это дело усугублялось еще изменой Императору. М-р Флетчер присутствовал и знал, насколько лживо это предположение, тем более что сохранилось письмо, в котором главный [виновник] просит прощения, обещая никогда больше не вступать в подобные сговоры. Если предположить, будто Джером Горсей говорил что-то, что могло касаться достоинства ее Величества, [то] как это могло быть в действительности: говорил он против них обоих или против каждого из них? Особенно [невероятно, что он высказался] против его повелительницы и госпожи, ведь к ее высокой защите он всегда прибегал во всех своих недоразумениях. Но он протестует перед всевышним, коему раскрыты секреты сердец людей, что все это голые домыслы без доказательств. М-р Флетчер настаивал, чтобы сообщили подробности, но они не могли предъявить ему ничего другого, кроме того, что он вступил в заговор с целью не допускать всех иностранцев [кроме Компании], приезжающих для торговли в Россию северными морями.

4. Джером Горсей всегда и всецело стоял в защиту всех дел Компании, имевших отношение к императорскому двору, и особенно к Андрею Шалкану, из-за многих обид, чинимых им, и из-за тех же препятствий Джерому Горсею. Андрей Шалкан, поняв, что есть какие-то разногласия между Компанией и Горсеем, выдвинул свой отказ от обязательств [перед Компанией] как результат упомянутых противоречий, чувствуя, что это им придется по нраву. [Однако], как заметил один из них, это последнее [он сделал] без их одобрения.

5. Не существовало никакого другого пути в Россию, кроме как через страну польского короля, в это время лифляндские пределы были переполнены шведскими солдатами. Джером Горсей следовал той же самой дорогой в первые три приезда: она была более безопасна и близка, чем любая другая. Что касается речей, которые якобы говорились об Императоре в Польше, то это лишь догадка, служащая [основанием для] подозрений Андрея Шалкана. Поскольку если есть что-то известное, то оно должно, безусловно, быть полностью выявлено, ведь это главное предположение уже заслуживает смертного приговора. Поскольку здесь столь обычным является приговор, основанный на одном только предположении, то за пределами остается цена этой речи.

6. Были назначены определенные [лица] из знати выслушать Джерома Горсея; Андрей Шалкан, будучи полностью выслушан, злился на это; говорят, он был отправлен упомянутой знатью под стражу.

7. Титул Императора не был сокращен, но поскольку [названия] княжеств специфичны, то последовала фраза «с многими другими княжествами и т. д.»; не обязательно было, по мысли м-ра Секретаря, называть каждый город в стране отдельно: скрепы письма могли и не содержать подобной подтверждающей передачи, так было написано по-английски и скреплено печатью. Все это приняли как самое подходящее [объяснение] Джерома Горсея, чья честная опытность [известна], не перебивали; тот, кто спрашивал, сказал, что это — ее Величества личная печатка, а не печать ее казначея; таковое не [применяется в передаче на] русский язык. Но сначала малая печать и все остальное было довольно хорошо встречено, пока Шалкан не придрался со своими обвинениями.

8. Император и Борис Федорович приняли письма Королевы сначала без единого вопроса о титуле, скрепах или о печати, Джерому Горсею велели не бояться его великого врага Андрея Шалкана, но открыто сказать, что он имеет против того; так он и действовал вполне благополучно в течение 13 недель. За это время [в стране] вспыхнул большой гражданский (civill) мятеж. Тогда Андрей Шалкан воспользовался обстоятельствами и повернул дело в свою пользу.