Записки о Шерлоке Холмсе

– Благодарю покорно! Вы остановились на самом интересном месте. Нет уж, досказывайте до конца.

– Миссис Барклай ушла из дома в половине восьмого в хорошем расположении духа. Она никогда вообще не была слишком нежна со своим супругом, но, уходя из дома, как уверяет кучер, она не была с ним в ссоре. Вернувшись домой, она первым делом прошла в комнату, где меньше всего могла рассчитывать встретить своего мужа, и потребовала чаю, что обыкновенно делают взволнованные чем-нибудь женщины, и наконец, когда в комнату к ней вошел полковник, сейчас же стала с ним ссориться. Очевидно, в промежуток времени между половиной восьмого и девятью часами случилось что-то, что восстановило ее против мужа. Но все это время с ней неотступно была мисс Моррисон. Очевидно, эта девушка знает, но скрывает, что случилось в эти полтора часа.

Сначала я думал, что, может быть, старый солдат стал втихомолку ухаживать за молодой девушкой и что та в порыве откровенности призналась его жене. Этим вполне можно было бы объяснить дурное расположение миссис Барклай, а также нежелание мисс Моррисон рассказать всю правду. Но такое предположение само собой рушилось, когда я вспомнил, что миссис Барклай упоминала про какого-то Дэвида; к тому же полковник так любил свою жену, что наверняка ни за кем не стал бы ухаживать. Нелегко было разобраться в этой путанице; тем не менее, я совершенно отбросил мысль, что между полковником и мисс Моррисон существовала какая-нибудь тайная связь, но еще больше прежнего пришел к убеждению, что мисс Моррисон должна знать, почему миссис Барклай вдруг так переменилась к своему мужу. Поэтому я принялся за мисс Моррисон, рассказал ей свои догадки и предупредил, что больше всех подозревают в преступлении миссис Барклай, и потому, если она, мисс Моррисон, не захочет рассказать всю правду и прояснить дело, ее подруга очутится на скамье подсудимых.

Мисс Моррисон – маленькое эфирное создание с робкими глазами и белокурыми волосами, вопреки моим ожиданиям, оказалась девушкой довольно проницательной и рассудительной. Прежде чем ответить, она подумала некоторое время, потом повернула ко мне свое лицо, по которому я сразу догадался, что она на что-то решилась, и рассказала мне поистине замечательную вещь. Передаю вам дословно ее слова: «Я обещала своей подруге никому не говорить о том, что видела и слышала, и хотела свято исполнить свое обещание. Но теперь, когда она сама больна и не может оправдаться, и когда, как вы говорите, я могу спасти ее или, по крайней мере, снять с нее позорное пятно подозрения, я считаю себя свободной от обещания. Извольте, я расскажу вам, что случилось в понедельник вечером.

Заседание кончилось около трех четвертей девятого, и мы возвращались домой, проходя по довольно пустынной Хадсон-стрит, освещенной одним только фонарем с левой стороны. Поравнявшись с фонарем, я увидела какого-то сгорбленного человека, который шел нам навстречу, как мне показалось, с ящиком за плечами. Сначала он произвел на меня впечатление ужасного урода-калеки, потому что шел опустив голову, согнувшись в три погибели и едва волоча свои согнутые в коленях ноги. Когда мы проходили мимо него, он поднял голову и взглянул на нас как раз в тот момент, когда свет от фонаря осветил наши лица. Вдруг он остановился и вскрикнул нечеловеческим голосом: «Боже мой, это Нэнси!» Миссис Барклай побледнела как полотно и, наверно, упала бы на мостовую, если бы ее не подхватило это безобразное создание. Я хотела позвать полицию, но она, к великому моему удивлению, стала с ним очень мирно беседовать.

– Я думала, ты умер тридцать лет тому назад, – сказала она дрожащим голосом.

– Я и умер, – ответил он, но надо было слышать, каким ужасным тоном произнесены были эти слова. У него очень темный цвет лица, но глаза его горели таким зловещим огнем, что я до сих пор вижу их во сне. В его волосах и усах пробивается порядочная седина, а все лицо покрыто морщинами и как-то сморщено, словно печеное яблоко.

– Пожалуйста, иди вперед, – попросила меня миссис Барклай, – мне надо сказать этому человеку несколько слов. Не бойся, он ничего мне не сделает.

Она старалась скрыть свое волнение, но ее выдавала смертельная бледность и дрожащие губы.

Я исполнила ее просьбу, и они шли несколько минут рядом, о чем-то разговаривая. Затем она быстро пошла рядом со мной, а он остался под фонарем, неистово потрясая своим жилистым кулаком. До самого дома она не проронила ни одного слова, только, прощаясь со мной у дверей, взяла меня за руку и просила никому не рассказывать о случившемся.

– Это мой старый знакомый, снова вернувшийся в мир, – сказала она.

Я обещала исполнить ее просьбу, она поцеловала меня, и с тех пор я ее больше не видела. Вот все, что мне известно; молчала же я до сих пор только потому, что не подозревала, какая опасность угрожает моей подруге».