Записки о Шерлоке Холмсе

Холмс засунул руку на самое дно ящика и достал деревянную коробочку с выдвижной крышкой, в каких держат детские игрушки. Из коробочки он вынул скомканный лист бумаги, старинный медный ключ, деревянный колышек с привязанным к нему мотком бечевки и три ржавых металлических диска.

– Ну, дружище, что скажете об этом наборе? – поинтересовался Холмс, забавляясь моим недоумением.

– Коллекция занятная.

– О да, очень занятная. А история, которая с ней связана, покажется вам еще занятней.

– Так у этих реликвий есть история?

– Более того: они сами и есть история.

– Что вы хотите этим сказать?

Шерлок Холмс поочередно вынул из коробочки все предметы и разложил их на краю стола. Потом снова уселся в кресло и окинул трофеи довольным взглядом:

– Это все, что я оставил себе на память о приключении с обрядом рода Масгрейвов.

Холмс и прежде не раз упоминал об этом деле, однако мне никак не удавалось добиться от него подробностей.

– Буду рад, если вы мне о нем расскажете.

– И оставлю мусор неубранным? – ехидно спросил он. – Да, Ватсон, недолго продержалась ваша тяга к аккуратности. Зато меня очень утешит, если вы приобщите это расследование к своим анналам. Иные моменты позволяют причислить это дело к совершенно уникальным преступлениям в криминальной хронике не только Англии, но и, смею полагать, других стран. Летопись моих скромных подвигов явно будет неполной без отчета об этом весьма примечательном случае.

Думаю, вы помните, как эпопея с «Глорией Скотт» и мой разговор с несчастным стариком, о судьбе которого я вам рассказал, впервые побудили меня поразмыслить о профессии, ставшей моим основным занятием. Теперь, как видите, мое имя известно всем и каждому: не только публика, но и власти обращаются ко мне как к последней инстанции в решении сложных загадок. Даже при нашем первом знакомстве, когда я занимался расследованием, которое вы обрисовали под названием «Этюд в багровых тонах», я уже обзавелся немалыми, хотя и не очень денежными, связями. Вряд ли вы представляете, Ватсон, с какими трудностями я столкнулся вначале и как долго мне пришлось ждать успеха.

Впервые оказавшись в Лондоне, я поселился на Монтегю-стрит, за углом от Британского музея, и там заполнял досуг, которого у меня было в избытке, изучением различных областей научного знания, полезных для моего профессионального совершенствования. Время от времени ко мне обращались за консультацией – главным образом по рекомендации однокашников: в последние годы моего обучения в университете там немало толковали обо мне и о моих методах. Третье по счету дело, в которое меня посвятили, было связано с обрядом рода Масгрейвов: именно благодаря интересу общества к этой невероятной цепи событий, возымевших огромной важности последствия, я и смог сделать первый шаг к моему нынешнему положению.

Реджинальд Масгрейв учился в одном колледже со мной, и я с ним был немного знаком. В студенческой среде он особенной популярностью не пользовался, хотя мне всегда казалось, что за тем, что казалось высокомерием, крылась крайняя природная застенчивость. Он выглядел типичнейшим аристократом: худощавый, с большим носом и крупными глазами, в обращении вял, но учтив. Он и в самом деле являлся потомком одного из древнейших семейств в Англии – правда, младшей его ветви, которая отъединилась от северных Масгрейвов и обосновалась в Западном Сассексе, где главный дом их поместья – Херлстон – вероятно, наиболее старинное жилище в этом графстве. Реджинальд чем-то походил на место своего рождения: глядя на его бледное выразительное лицо и гордо вскинутую голову, я неизменно представлял серые башенные своды с арками, окна с многочастным переплетом и прочие достойные почитания останки феодальных твердынь. Раза два-три мы вступали с ним в беседу, и, помнится, он всегда живо интересовался моими методами наблюдения и логического мышления.

Мы не виделись четыре года, и вот однажды утром Реджинальд появился у меня на Монтегю-стрит. Он почти не переменился, одет был по последней моде (он и раньше слыл щеголем) и сохранил прежнюю невозмутимую обходительность.

«Как поживаете, Масгрейв?» – спросил я, когда мы обменялись дружеским рукопожатием.

«Вы, вероятно, слышали о кончине моего бедного отца, – ответил он. – Это случилось два года тому назад. Конечно же, мне пришлось взять на себя управление Херлстонским поместьем. А поскольку я еще и депутат от нашего округа, то занят по горло. А вы, Холмс, как я понимаю, взялись применять на практике свои способности, которыми нас так изумляли?»

«Да, – сказал я. – Зарабатываю на жизнь своим умом».

«Рад это слышать, поскольку ваш совет был бы для меня сейчас просто бесценен. У нас в Херлстоне произошли странные события, и полиция не в силах прояснить случившееся. Дело поистине необычное и непостижимое».