В энциклопедии 2000 года по поводу смерти Томского сказано: «В обстановке массовых репрессий покончил жизнь самоубийством».
К сожалению, я не помню сообщений о смерти Томского. А может, их и не было вовсе.
Но, как ни странно, хорошо помню разговоры в том же 1936 году о смерти опального героя Гражданской войны, лихого «морячка» Федора Раскольникова. Естественно, разговоры шепотом…
Уж очень колоритной фигурой был Раскольников, grande passion Александры Коллонтай, единственной из «валькирий» времен Ленина, которая до конца жизни оставалась крупным политическим деятелем. В годы войны была послом – и не где-нибудь, а в нейтральной Швеции, где были собраны умнейшие дипломаты и резиденты всех стран, дабы начать договариваться о будущем, об окончании войны и о мире.
Но и сам Раскольников, безусловно, был, как теперь говорят, личностью.
В годы Гражданской войны он верно служил революции, был и членом Реввоенсовета, и заместителем Троцкого в Реввоенсовете, и командующим Каспийской флотилией, и командующим Балтфлотом. Потом его понизили в должности. И Раскольников стал полпредом в не очень крупных капиталистических странах – в Эстонии, Дании и Болгарии… Но в начале 1930-х обвинил Сталина в массовых репрессиях и в 1936 году был отозван со своего поста. Однако отказался вернуться из-за границы в СССР. Стал невозвращенцем. А в 1937 году «погиб при невыясненных обстоятельствах». Это я цитирую все ту же энциклопедию 2000 года.
Однако, по слухам давних лет, агенты НКВД сбросили Раскольникова с поезда где-то во Франции. Никто этому не удивился. Известно, что в 1930-х наши разведчики вполне комфортно чувствовали себя в Западной Европе. Достаточно вспомнить дело Эфрона – мужа Марины Цветаевой.
Если о самоубийстве Томского, и тем более об убийстве Раскольникова, либо вообще ничего не говорили вслух, либо говорили в том смысле, что, дескать, собакам собачья смерть, то совсем другая реакция была на смерть Орджоникидзе в 1937 году: тут уж со вздохом замечали, что судьба (болезнь) вырвала из рядов большевиков одного из достойнейших представителей этого племени.
Орджоникидзе умер на пике своей карьеры. В 1930-х он считался одним из ближайших соратников Сталина, героем пятилеток. При Ленине был, видимо, больше известен в Закавказье, но зато после смерти Ильича стал членом политбюро, председателем СТО (заменил Куйбышева), а главное, министром тяжпрома (тяжелой промышленности). Стало быть, человеком, который отвечал за индустриализацию. А индустриализация в СССР была главным козырем сталинского режима, примерно как модернизация в современном Китае…
Ни в каких уклонах Орджоникидзе не был замечен. Никакой публичной критике не подвергался. Кроме того, в графе «национальность» у него значилось «грузин». И хотя официально его звали Георгий Константинович, но все говорили о нем как о «Серго» Орджоникидзе.
Вообще в ту прекрасную пору грузинский народ негласно считался в Советском Союзе самым лучшим. И не только народ, но и все грузинское. Лучшая кухня была, конечно, грузинская. Лучший московский ресторан – «Арагви». Лучшие на свете вина – хванчкара и киндзмараули, якобы любимые вина Сталина. Лучший режиссер – Роберт Стуруа, лучший журналист-международник – тоже Стуруа (брат режиссера Мелор); лучшие поэты – Табидзе, что Тициан, что Галактион; лучший народный танец – лезгинка, лучший актер Чиаурели, лучший художник – Пиросмани… Ну и, соответственно, лучшим министром был «Серго»… И вдруг он скоропостижно скончался.
Но, как ни странно, люди не поверили в естественную смерть и Орджоникидзе. Сразу же прошел слух, что этого сталинского любимца убил… сам Сталин. Слух сразу же оброс подробностями. Будто бы Орджоникидзе сидел у себя дома, в столовой, окно было открыто настежь, так как стояла страшная жара, и в это открытое окно влетела пуля и сразила бедного Серго насмерть.
Почему и зачем Сталин убил своего столь успешного министра, никого не волновало. Похоже, все давно перестали гадать о том, что втемяшилось в голову Великому Вождю. Конечно, окно и пулю обсуждали шепотом, а вслух говорили то, что написано выше: мол, какая жалость, какая потеря, какой удар…
В энциклопедии 2000 года о смерти Орджоникидзе написано то же самое, что и о смерти Томского: «В обстановке массовых репрессий покончил жизнь самоубийством».
Однако, согласитесь сами, добровольный уход из жизни Орджоникидзе трудно сравнивать с самоубийством Томского.
Томского Сталин загнал в угол, ему грозила тюрьма, пытки, мучительная смерть. Орджоникидзе мог до старости лет возводить промышленные гиганты фактически на человеческих костях, ему это, как, к примеру, Молотову, ничем не грозило ни при Сталине, ни после его смерти. Видимо, Орджоникидзе совесть замучила.
Но я пишу не психологический роман, а всего лишь очерки о делах минувших дней. Вернее, очерки о нравах при Сталине. Поэтому перейдем к следующей смерти. А именно – к смерти Надежды Константиновны Крупской.
Надя номер 1, жена вождя номер 1 – Ленина, Надежда Константиновна Крупская ушла из жизни в 1939 году.