Записки одессита. Оккупация и после…

Немецкие солдаты и офицеры, жившие в нашем доме, не были злыми. Это была, видимо, техническая часть со своим штабом, укомплектованным резервистами. Вели они себя дисциплинировано, оставаясь гражданскими людьми, хоть и одетыми в униформу. Вначале, когда немцы сменили румын, соседи их боялись, но, когда увидели, что солдаты никого не убивают и не грабят, успокоились. Резервисты явно уже не верили в победу своих войск.

Похороны хорошего летчика — Плохого

Незадолго до освобождения Одессы над городом был сбит советский истребитель. Летчик погиб. Немцы объявили по радиоточкам о времени и месте его похорон.

Хоронили пилота торжественно, как героя, которого они уважают, хотя он и был их противником. Впереди процессии, медленно двигавшейся по Пересыпи, несли его ордена и медали. Очень много жителей оккупированного города пришли проводить в последний путь советского летчика, отдавшего жизнь за освобождение Одессы. К месту захоронения, садику на Ярмарочной площади, шли люди со всех районов города.

Моя сестра со своей подругой и другими одесситами участвовала в процессии и рассказывала о том, что многие, шедшие за гробом Плохого боялись, что это — провокация и немцы планируют перестрелять людей, пришедших на похороны летчика-героя. Такое предположение, кстати, не было совсем уж беспочвенным. Однако, этого не случилось. Во время похоронной процессии на Ярмарочной площади немцы могли расстрелять тысячи одесситов, хватило бы и четырех пулеметов, бежать было просто некуда. Немцы явно не планировали такого расстрела.

Сбили трижды орденоносца лейтенанта Михаила Максимовича Плохого конечно, не 9 апреля 1944 года, как это указано на памятнике по приказу, видимо, советских органов. Война, в том числе и пропагандистская, сместила даты. Летчик погиб раньше: за день до бегства немцам было бы не до его похорон. И похоронили бы его, как и всех солдат и офицеров, отдавших свою жизнь за освобождение Одессы на Втором Христианском кладбище.

Вероятно, есть еще живые одесситы или их потомки, которые могут дополнить воспоминания очевидцев похорон советского летчика.

Как бы там ни было, прах пилота-истребителя Плохого и памятник ему и поныне находятся на своем месте. Там и по сегодняшний день всегда лежат живые цветы. Одесситы его не забывают.

Весна 1944-го

С Толиком Титом мы иногда приходили на почти пустой бульвар Фельдмана. Залазили на чаши памятника Пушкину, осматривали гавань.

Нас не удивляло, что порт похож на развалку — мы его другим не видели. Возле уцелевших причалов стояли корабли. Какие из них были немецкими, румынскими или итальянскими, мы не различали. Иногда там прогуливались немецкие солдаты и офицеры.

На всем бульваре была только одна развалка, позади Дюка, где позже размещались пассажирские морские кассы. На склоне немецкие солдаты колдовали возле зениток. Нас никто не гонял. На советских разведчиков мы не были похожи.

Во время немецкой оккупации в Одессе появилось большое количество автомашин различного назначения. В центре двора стоял черный BMW, двери которого не запирались на ключ, и я, когда хотел, садился на место водителя. В кармане на дверце всегда лежали хромированные бочонки с центральными вставками, которые при нажатии рычажка прыгали. Возможно, это были дверные защелки. Я их несколько раз забирал, но они снова появлялись.

В кабине пахло кожаной обивкой сидений, было приятно представлять себя водителем и гудеть себе под нос. Однажды я нечаянно нажал на сигнал. Подошел солдат, потрепал мой чубчик. Рядом оказался денщик офицера, нашего постояльца. Солдаты о чем-то весело поговорили, закрыли дверцу и пошли, как будто меня нет. Потом солдат вернулся, дал мне запакованный в бумагу столбик круглых леденцов, и опять закрыл дверь.

Усидеть в машине я не мог, побежал домой, дал несколько леденцов сестре и маме. Постучал в комнату к Леньке. Там никого не было, и порцию, которую я ему выделил, незаметно для себя съел. Вместо леденцов подарил Леньке, когда он появился, хромированный бочонок. Несколько таких «пушечек» сохранилось у меня до учебы в школе…

Возле школы № 117 размещались многоместные автобусы с набалдашниками возле фар. По мостовой с грохотом проезжали повозки, запряженные очень большими лошадями. Их называли немецкими. Таких битюгов я до того не видел.

В нашем дворе стояли рядами автомобили-амфибии и несколько легковых BMW. Солдаты занимались их ремонтом. Никто из них не носил оружия, кроме офицеров: оно мешало при работе.

Денщик нашего соседа-постояльца был очень общительным и веселым немцем. Он очень любил выпить и знал всех соседей нашей парадной поименно. При этом даже в самом подпитом состоянии ни с кем не бывал груб. То, что он чуть не оторвал мне ухо, было лучше, чем если бы я начал экспериментировать с гранатами. Тогда на него обижался, а теперь — нет.