Записки одессита. Оккупация и после…

Ты хочешь знать, зачем тепер
Я не тебе смотру как звер,
А ты с мной играла, как с мальчишкой.
Я думал, что найду любов, а ты попила мине кров
И вымотала мне все ки-и-и-шки
………………………
Не жалко мне любви твоей,
Но жалко двадцать пьять рублей
Что на тебя, дурак, потра-а-тил я!
……………………
Как зилец я сохнул каждый день,
Я стал похож совсем как тень
Когда-нибудь подохнем все мы.
Тогда прощенья не проси,
Но на могилку принеси
Мене кусочек хризантемы.

Другая сторона пластинки была более «запилена», но запомнилась лучше:

Как-то раз, гуляя на бульваре
Я подошел к знакомой даме Кларе.
Месяц только спрятался за тучку,
Нежно взял я Кларочку под ручь-ку,
Но, узнав о том, что дома мужа нет (тын дыр лим)
Захотел побыть я с Кларой тет-а-тет (тын дыр лим)
Слушал Клару — нежное созданье,
Вспомнил, как сидел я на дивани-и.
А потом мы с Кларой дома пели,
Рыбу и компот уже поели.
Выпил румку водки и наливки,
Стал смотреть на Клару, как на сливки.
Но в «конверт» случайно бросил взгляд один (тын дыр лим),
Там увидел ваты целый магазин (тын дыр лим)!
Слушал Клару — «ватное созданье»,
Как дурак сидел я на дивани-и
Оставаться с нею было очень неприятно,
И домой скорее я хотел бежать, понятно.
Кларочка в огне — подойшла ко мне,
Тут уж я, конечно, растерался,
Плюнул, но все-ж таки остался.
А потом я с Кларой угостился,
Вдруг, представьте, муж ее явился.
Взял скорей свое пальто и платье,
Мигом очутился под кроватью.
Но забыл припрятать пару старых брюк (тын дыр лим),
Их случайно вдруг увидел злой супруг (тын дыр лим)
Как цыпленок я дрожал от стра-а-ха,
Вдруг меня он тянет за рубаха!
Ой, не повезло в тот вечер мне суровый…
Муж еще назло — как извозчик был здоровый,
Ой, какой скандал — я скорей удрал,
Но супругу брук оставил пару,
С той поры я проклинаю Клару!

Никогда не сомневался, что придумал и исполнил эти песни одессит-еврей. В дореволюционной России вряд ли были люди, знавшие еврейский характер и «одесский язык», лучше, чем сами евреи. В тексте не было еще нарочито искаженных шипящих звуков или блатных выражений. «Одесский язык» очень быстро развивался в «калидорах» коммуналок после революции. Теперь мы имеем, что имеем…

Толчея на базаре вполне соответствовала его названию, кроме того, ее часто создавали искусственно организованные карманники, которые знали свое дело досконально.

В тесноте часто звучали крики обворованных о помощи, на которые никто не реагировал. Если даже и удавалось кому-нибудь поймать за руку вора, то украденного у него уже не было.

Милиционеров для такого базара не хватало, карманников ловить было некому. Милиции в то время хватало забот и помимо карманных краж.

Продавцы были должны покупать в кассах, расположенных у входа, талоны, дававшие право на торговлю. Без поклажи пускали бесплатно. Возле входа стояли крикливые контролеры с красными повязками.

На подходе к Толчку группировались нищие и цыгане, которых было столько, что не верилось, что они могут что-либо получить от проходивших посетителей рынка.

Среди продающих выделялись люди, хотевшие реализовать последнее, на что еще можно было надеяться найти покупателя. Выглядели они бедолагами.