Записки остраннённого

Согласимся с Белинским в том, что обозначенная Лермонтовым еще одна тетрадь журнала Печорина опубликована не будет никогда. Автор, собственно, и не собирался ее писать. Довольно того, что детство и юность у героя были – и сыграли ключевую роль в становлении его личности. Роль эта в романе описана, и мы к ней еще вернемся, здесь же скажем главное: Лермонтов от Печорина освободился. Тема исчерпана.

Но. После точных слов об освобождении Белинский вдруг принимается за «поэзию» – и тут смолчать мы не в силах. Вот смотрите: «Такова благородная природа поэта… он… летит к новым, живым явлениям мира в полное славы творение… входит в родную ему сферу вечной гармонии». И это сказано об авторе «Героя нашего времени»! Вот пусть сам герой и отвечает критику на эту его «сферу»: «Присутствие энтузиаста обдает меня крещенским холодом».

Впрочем, неплох и хрестоматийный призыв Базарова, начинающийся со слов: «О, друг мой, Аркадий Николаевич, об одном прошу…» Ну а лучше всех ответил критику тот, кто имел на это больше всех прав, – тот, с кем его создатель рискнул поделиться и даром прозаика, и поэтическим гением, – доктор Живаго: «…дух трескучей фразы… Послушать это, и поначалу кажется, – какая широта фантазии, какое богатство! А на деле оно именно и высокопарно по недостатку дарования. Сказочно только рядовое, когда его коснется рука гения. Лучший урок в этом отношении Пушкин».

И, наконец, еще одна фраза из статьи Белинского: «У Пушкина все нравственно, он самый нравственный талант на Руси». Комментировать этот не терпящий полутонов пассаж мы не решаемся, а вновь отсылаем читателя к «Прогулкам» Синявского-Терца, где сказано в точности противоположное.

***

Что могло толкнуть Лермонтова на идею перейти от рассказов о Печорине «со стороны» – к первому лицу? Позволим себе догадку. В первой опубликованной повести – «Бела» – монолог Печорина о себе автор вынужден передавать читателю в изложении Максима Максимовича, отчего звучит этот монолог крайне неправдоподобно: рассказчик в этом эпизоде резко выпадает из образа. Лермонтову пришлось выбирать: или пересказать саморазоблачение героя заведомо упрощенным языком, что сделало бы его речь куда менее яркой, или пойти на ломку цельности образа пересказчика. Ну не мог Максим Максимович говорить такими словами: «Сердце мое ненасытно – все ему мало», – не наизусть же он учил слова Печорина!

***

Авторское предуведомление к «Журналу Печорина» – слова о дружбе. Вольно или невольно, но Лермонтов отсылает читателя к «Онегину». И добавляет своей горечи и горечи пушкинской. У Пушкина: «А что? Да так, я усыпляю пустые черные мечты…» – и так далее. Казалось бы, куда уж горше? Однако Лермонтов сумел.

Таких перекличек со старшим по цеху у Лермонтова немало, и мы к ним еще вернемся.

«Журнал Печорина». Наблюдение над собой ума злого и холодного. Здесь читатель уже не встретит такого откровенного любования героем, какое он видел в описании внешности Печорина от третьего лица.

***

Итак, отбрасывая шелуху, сразу о «Княжне Мери».

С первых же строк Печорин предстает перед нами в роли психолога, очень похожего своей «техникой» на автора, знакомого нам по «Беле» и «Максиму Максимовичу».

Только в скобках замечаем, что описание склонности Грушницкого к пышным фразам и его неспособности радоваться просто прекрасному так и просится, чтобы показать его некоторым критикам.

***

Фраза, способная пролить свет на причину раздражения, которое «Герой нашего времени» вызывал у многих читателей – современников Лермонтова: «Я его понял, он за это меня не любит». Впрочем, и о «любви» самого Лермонтова к большей части читателей сказано там же: «Я его также не люблю… столкнемся… и одному из нас несдобровать».

Да, это и есть оно самое – всеведенье пророка. Грустно. Зато правда.

***

Очередной «диалог» романа Лермонтова с романом Пушкина. Холодный Печорин – восторженному Грушницкому – про «бархатные глаза»: «Советую тебе это присвоить». Напрашивающаяся параллель: «…Когда б я был, как ты, поэт». У Лермонтова – почти уже без этого «б».

Способен ли холодный ум создать поэтический образ? Бывает. Вот, например: «Так образы изменчивых фантазий, // Бегущие, как в небе облака, // Окаменев, живут потом века // В отточенной и завершенной фразе». Так что «бархатные глаза» вполне правдоподобны – и куда позитивнее онегинской «глупой луны».

И сразу же следующая перекличка. Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, // Тем легче…» Цинично. Описан, так сказать, нулевой вариант, пассивное поведение. А вот позиция игрока, шаг от нейтральности – в негатив. «Грушницкий… бросил на нее один из тех томно-нежных взглядов, которые так мало действуют на женщин», Мери улыбнулась этому олуху. А вот на дерзкий лорнет Печорина она рассердилась не на шутку. Все, Печорин выиграл первое очко в этом поединке!