Записки остраннённого

Тем более удивительно его поведение на Патриарших, совсем не похожее на явно пассивный образ действий в остальное время. Что же заставило князя тьмы потратить столько времени на чтение Ивану Бездомному (и нам!) романа о Понтии Пилате? Неужели сам Воланд – тоже мастер, и в этой компании их, творцов – трое? Именно так. Тех самых сил, которые, даже видя зло и описывая его, дарят нам благо.

Многие иудеи верили, что кроме мессии-царя явятся еще двое: мессия-первосвященник и мессия-пророк. Царь – это власть («Всесилен!»), провидец – это тот, кто все угадал, а первосвященник несет нам благую весть. Непривычная троица. Но – какая есть.

(Трудно удержаться от напрашивающегося пассажа «народной этимологии»: мессия – мессир – мастер. Не мог же Булгаков сделать это ненамеренно!.. А что мессир и есть мастер, ясно всем и так.)

Итак, Воланд, как и полагается истинному мудрецу (тем более – всесильному), – чаще всего наблюдатель и вмешивается крайне редко. Шалости его свиты, валяющей дурака в Москве вместе с Булгаковым, куда более заметны («А Коровьев – он черт!») Сам же мессир лишь изредка позволяет себе что-то прокомментировать. Вот как за завтраком у Канта.

***

Не могла ли вся эта запутанная многоступенчатость из трех авторов-мастеров (один все видел сам, другой все угадал, а третий передает это нам, делегируя, однако, функции рассказчика то первому, то второму) помешать услышать читателю то главное, ради чего написан и сам роман, и роман в романе? Например: добры ли люди? Настанет ли царство истины? И – да! – что же все-таки есть истина?

Каковы ответы на эти вопросы самого Булгакова? А Воланда? А Мастера?.. Разберем.

Вопрос первый. О доброте. Иначе говоря, о соблюдении Золотого правила. Забудем пока великана Марка Крысобоя вместе с рвавшими его на куски германцами; забудем разбойника Вар-Раввана; забудем даже самого игемона. Булгаковская Москва ближе – и во времени, и в пространстве. И – в менталитете. Как обстоит дело с добротой там? Да как-то вот не очень… впрочем, Воланд особых отличий от любых других людей не видит – а уж кому, как не ему, судить. (Что же до оговорки «черного мага» про квартирный вопрос, то ее мы смело отнесем к беспощадной булгаковской (она же гоголевская, она же щедринская) веселости.) И милосердие иногда стучится в их сердца. Иногда. И иногда ему открывают.

Да… Не очень-то это похоже на императив Иешуа.

«Бог любит человека таким, каким он должен быть, а Сатана – таким, каков он есть, поэтому Сатана любит человека больше».

Второй вопрос. Про царство истины.

– Что же вы не берете его к себе в свет?

– Он не заслужил света, он заслужил покой.

Вот так. Рай-то, оказывается, есть. Да еще и не один, а в двух версиях: рай Иешуа и – страшно сказать! – рай Воланда. Причем, «первого» рая не заслужил даже Мастер! Ничего себе… Кто же тогда его достоин? Левий Матвей? Это не тот ли, кто собирался зарезать Иешуа, а потом – и Иуду из Кириафа?..

Или все обстоит совсем иначе – и никакой «иерархии» нет, а просто каждому – свой рай? Ведь Понтия Пилата в итоге берут именно в свет! Причем решает его участь не сам Иешуа и даже не Воланд. Решение принимает Мастер. Выступая в роли Творца.

Богохульство? С точки зрения канона – несомненно! А что в романе Булгакова, с этой точки зрения, не богохульство?..

Что ж, булгаковское царство истины – тоже не от мира сего. То есть, если оно и настанет, то никак не здесь. Ибо ни Покоя, ни, тем паче, Света, здесь не наблюдается. Так что Пилат кричал правду – с обычной земной точки зрения.

А то царство – уже область неисповедимости. И литературы. Если она – настоящая.

***

Даже если принять эту – довольно странную – картину мира, останется ощущение, что чего-то в ней не хватает. Пусть каждый из этих двоих – Иешуа и Воланд – может предложить свой вариант «рая», но кто же тогда отправляет в… Ну, в противоположное раю место. И – кого? И как это место выглядит?

Бедняга Берлиоз получил, как мы помним, «по вере его» – его уделом стало ничто. Но он и иже с ним – ладно. А как же все тысячи гостей на балу у Воланда? Допустим, раз в году они, так сказать, материализуются и веселятся – а остальное время? Судя по всему, и в остальное время вполне себе живут где-то. Вот, новоиспеченной ведьме, бывшей домработнице Маргариты, господин Жак вчера сделал на балу предложение. Да и у Фриды есть эти самые утра, раз каждый раз – платок…

Что же это за рай без антагониста? Ищем. Не мог Булгаков создать «несбалансированный» мир.

***