Записки питерской алкашни

Лёня начал испытывать какое-то новое чувство. Гордости, что-ли? Ещё бы, обратить в позорное бегство двух человеков – да такого и птицы-то, по слухам, не умели. А он сумел. Кажется, он имел все шансы стать самым крутым пауком всей средней полосы, если такие титулы в подобных кругах вообще бывали. Валясь с лап от приятной усталости, он лёг спать за родной кусок отслоившейся штукатурки, и сегодня ему даже снились сны. Вроде- бы про то, как в сеть к нему вместо мух прилетают люди, одни громко визжат как Нина, другие – отборно матерятся как Сашенька, но все в итоге вкусные и питательные, как мухи.

С этого дня лёнина жизнь стала куда как лучше. Кому нужна эта выслуга перед двуногими, когда ты сам в состоянии гонять их как скотину? Своих подвигов, впрочем, он на всякий случай благоразумно решил не повторять, а то мало ли что, но снова за ужином вёл старые добрые беседы с обездвиженными визитерами, как когда-то давно.

– А вы знаете, мадемуазель, – говорил он порой, раздуваясь от гордости, – вы имеете честь обедать с самым крутым пауком в округе, да. Я, конечно, не хвастаюсь, но даже люди со мной на короткой ноге, можете поверить – при этом он загадочно хмыкал себе в педипальпы. Мухи, спеленутые в плотный кокон, как и прежде орали или бубнили на своём неясном иностранном языке, ну не понимал он по-ихнему, однако теперь Лёня воспринимал это как яростное одобрение, и от того кушать становилось ещё приятней и вкусней.

Клад

Если идти по обочине дороги в тот период питерской весны, когда она становится похожа сама на себя, можно наблюдать тучи вздымаемой сапогами пыли, горы прошлогоднего мусора, робко поднимающие голову цветы мать-и-мачехи, да изредка проезжающие машины. В общем-то, это всё, и радость от такого пейзажа может испытывать разве что самый больной на голову романтик. Совсем другое дело, если всё тоже самое, но в руке банка пива, в рюкзаке булькает еще чуть ли не ящик таких же, металлоискатель в нетерпении ожидает своего часа, а ты сам ожидал его всю зиму и добротный кусок осени, плюс март. Мир тогда предстаёт совершенно иным, всё обретает куда более яркие краски, небо становятся Небом, весна – Весной, голая пока ещё земля вводит состояние какого-то совершенно неописуемого восторга, а жизнь, как таковая, опять обретает смысл. Может от того, что в тебе, взрослом уже дядьке, вновь просыпается приказавший жить долго мальчишеский азарт, может от того, что пиво в сочетании с Апрелем действует невероятно омолаживающе на душу, а может от всего вместе взятого. Но тебе хочется петь, и сворачивая в поле или лесок, ты зачастую так и делаешь. Расчехляя инвентарь, пылившийся в кладовке с осени, ты радуешься всему этому набору как внезапно отыскавшимся родственникам, и они тебе как будто бы тоже рады, на этот раз они тебя точно не подведут, и вы все, пришедшие сюда копаться в грязи, вернетесь домой почти князьями и герцогами. Ну ладно, пусть не так, но авось глядишь – и перепадет монетка – другая. А уж напороться на сундук золота или хотя-бы горшок серебра – так это вообще звезда клинического счастья всех "копарей", влекомых на лоно природы каждую весну отнюдь не на какие-то пошлые шашлыки. В народе эта болезнь называется "Цокотухой" – люди ведь реально ходят по полю и ищут денежку, правда везет по-крупному лишь единицам. Но даже не избалованные фортуной индивиды, как правило, без награды не остаются. И сколько неподдельной радости вырисовывается на обветренном и грязном лице, когда счастливец выковыривает из кома земли зелёную от времени медную монетку… Такие моменты стоят того, чтобы жить.

– Друг, – грустно констатировал Валера и от души пнул кусочек меди заляпанным грязью берцем.

Слово "друг" на местном диалекте означало мелкий кусок от снаряда времен Второй Мировой, из-за размеров и состава, преимущественно медного, очень часто мимикрировавшего под царские монеты мелкого достоинства.

Пословица "Не имей сто рублей, а имей сто друзей" в этом контексте обретала какой-то совершенно зловещий смысл, и о ней старались не вспоминать, чтобы не сглазить ненароком. Суеверием, впрочем, народ особо не отличался, хотя и были определенные ритуалы, но были они скорее просто "для галочки".

– Дай я похожу, – сказал Жека, протягивая Валере лопату.

Они поменялись. Теперь Жека зондировал почву, а Валера шел с лопатой наготове, в ожидании заветного сигнала. Денис, как обычно, со всем справлялся самостоятельно, метрах в пятидесяти от них. Звенел динамиками его детектор, сам же он то и дело наклонялся в нужных местах, роя неглубокие ямки и дымя как паровоз дешевыми белорусскими сигаретами. Их улов на сегодня составил всего два "совета" и одного "царя", но солнце было еще высоко и, надо признать, грело, что начинаешь ценить, пережив промозглую северную зиму.

Денис извлек из земли что-то круглое и серебристо – поблескивающее, поднял над головой. Жека с Валерой затаили дыхания.

– Серебро?! – крикнул Валера Денису.

– Подруга! – отозвался тот и, довольно хохотнув, пнул находку куда-то вдаль.

– Тьфу ты, – выругался Валера, – юморист хренов. Дай пивка.