Записки промышленного шпиона (сборник)

Джеку нужны пробы и пленка, ему нужен я – живой. Но раз он послал меня в этот холодильник, ухмыльнулся я, вернувшись, я непременно пожму ему руку. Пожму прежде, чем он погонит меня в душ, прежде, чем я смою с себя грязь и усталость.

И Отису пожму, подумал я злорадно. Я не верил помощнику Джека, он вызывал во мне инстинктивное недоверие. Хотя, конечно, люди, подобные Отису, более полезны, чем, скажем, Нестор или человек в голубой рубашке. Ненависть в общем такой же мощный двигатель, как другие чувства, но Отис не умеет себя контролировать. Он ненавидит Мелани за то, что глоубстер оказался в ее руках. Он ненавидит шерифа за то, что тот на телевизионном экране угрожал глоубстеру. Он ненавидит Джека за то, что тот не торопится отправить его на материк.

Слева проявились серые вертикальные тени.

Сваи, понял я. Осклизлые, уходящие вверх, обросшие ракушками.

Лунный свет смутно, но пронизывал воду. Он и мешал, и помогал. Также мешали, но и помогали горевшие на переходных мостках фонари. Все же я быстро нашел нужный склад и нырнул под него, чуть не царапая животом дно, густо и страшно усеянное битыми бутылками, обрывками тросов, рваным бурым железом.

Оказавшись под складом, я взглянул на часы.

Полночь.

2

Охрану лаборатории Гарднера несли китайцы.

Не думаю, что причиной служила более высокая сопротивляемость адентиту; скорее всего, в принципах Мелани не последнюю роль играл этот – нанимать только надежных людей. Китайцы без размышлений пустили бы в ход оружие, появись я над водой хоть на мгновение.

Под складом я выплюнул загубник.

Несло гнилью и ржавчиной. Металлическая лесенка прогибалась под ногами, но легко выдержала мой вес. Я уперся плечом в люк, и он поддался. В тесном темном тамбуре я скинул акваланг и отстегнул груз, оставив на поясе нож и пластиковый мешок с термосом. Резиновые перчатки оказались тонкими, я боялся, что порву их, возясь с замком, но прочность перчаток превзошла мои ожидания. Толкнув дверь, негромко скрипнувшую, я увидел длинный, плохо освещенный коридор, заканчивающийся широкой дверью, несомненно запертой снаружи. В коридоре было прохладно, по металлическим дверям стекали мутные капли конденсата. Нажав тяжелый рычаг, я открыл массивную дверь.

В камере сразу вспыхнул свет.

Иней на белых стенах, на боковых полках, на потолке.

Морозный воздух кольнул ноздри, термометр показывал минус четырнадцать.

В камеру свободно могли войти несколько человек, сюда быка можно было ввести. На металлическом заиндевелом полу, в плоском пластмассовом ящике, похожем на огромный поднос (два на два метра), возвышался бесформенный серый горб, густо покрытый поблескивающими кристалликами инея. Я медленно протянул к нему руку и тут же ее отдернул, потому что сверху метнулась тень.

Я выругался. Меня испугала тень собственной руки.

Отвернув голову в сторону, стараясь не дышать, уклоняясь от летящей из-под ножа ледяной крошки, я несколько раз ударил по смерзшейся, как бетон, массе. Нож соскальзывал. Зато потянуло мерзким запахом, к счастью укрощенным низкой температурой. Что-то такое я уже испытывал… Ну да… В Бэрдокке, где мы охотились за секретами непокладистых фармацевтов…

Попробуем с краю.

Это была верная мысль.

Через несколько минут я до отказа набил термос зелеными и бурыми кристалликами льда и этой мерзко пахнущей дряни. Таким количеством инфицированного вещества, подумал я, можно убить крупный город. Зачем это Джеку? Зачем шефу? Продать, как всякий другой товар?

Помня наставления Джека, я оставил резиновые перчатки и нож на полке.

Закрывая камеру, усмехнулся. Представил лицо сотрудника лаборатории, вдруг наткнувшегося на чужие резиновые перчатки и нож. Впрочем, у меня тоже вытянулось лицо, когда я увидел на покрытой эмалью двери холодильника черное крохотное солнце. Как нехороший намек. Тонкие лучи извивались клубком могильных червей. В рисунке было что-то непристойное. Казалось, человек, рисовавший глоубстера, беспрестанно оглядывался.

Я вернулся в тамбур, запер замок, натянул на плечи акваланг и осторожно скользнул в мутную воду.

3

Я плыл метрах в двух от поверхности, меня это устраивало.

Подводное безмолвие, печальные лунные отсветы. Я знал, что пролив должен быть наполнен жизнью, что рядом, внизу, и там впереди, и там за мной – везде что-то должно двигаться, мерцать, охотиться. Но ничего такого не видел. Я даже завис на мгновение над невидимым дном, медленно поводя руками, чтобы сохранять глубину. Странное мерцание, отмеченное в глубине, явно не было вызвано отсветом луны или игрой прожекторов. Призрачные световые кольца вспыхивали, росли, ширились, захватывали все вокруг, сливались в гигантское светящееся колесо, которое, раскручиваясь, уходило в безмерность, в зыбкую смуту вод. Я не думал, что на фоне этого свечения меня могли заметить с патрульного катера, но все же торопливо нырнул глубже, прямо в центр этого пульсирующего, раскручивающегося колеса.

Не знаю, что это было.