Записки психотерапевта. Многообразие экзистенциального опытаобразие экзистенциального опыта

Жена моего друга, татарка из Мордовии, из древнего села Лямбере, рассказывала мне, как в детстве бабушки строго предупреждали их никогда не ссориться с мордовскими девчонками. Несмотря на то что все они носят крестики, они поголовно колдуньи и усваивают языческие верования от своих бабушек. Этот рассказ меня впечатлил, но знал я о них немного, например, что мордва делится на луговых – эрзя и лесных – мокша, язык у них звонкий, мне однажды удалось побывать в Лямбере, там и услышал по радио – напевный и мелодичный, он показался мне близким к латгальскому, восточному латышскому. Вспомнил я и один странный разговор с атташе Индии по культуре, я тогда учился на пятом курсе 1-го ММИ им. И. М. Сеченова, а он все допытывался о хантах и манси, живших на берегах Оби, но знал я совсем немного, что это отставшие гунны, которые не пошли с Аттилой в Европу, но уточнил, что термин «отставшие» не следует понимать буквально, и тут атташе, как бы в подтверждение моих слов, заявляет, что у него в Индии каста брахманов поддерживает с ними тесную астральную связь.

Тут они и появились. Доктор незаметно уселась в кресло, а пациентка поразила меня – ее моторика повторяла повадки медведицы: острый взгляд, быстрое сканирование пространства, покатые плечи и чуть косолапое проворство, с которым она расположилась рядом со мной, не оставили сомнений. Мы познакомились, и я спросил: «Вы мокша?» Она засмеялась: «Как Вы догадались?» Тут я все и рассказал. Она подтвердила, что бабушки передают тайное знание, стала серьезной и тихо добавила, что они могут забирать силу, но могут и отдавать, снимая ее с деревьев, но есть среди них и действительно опасные колдуньи, и это шокша, они живут у рек и бросают силу человека в воду, и вода уносит силу навсегда.

Я посмотрел на ординатора, она немного побледнела, но старалась сохранять благоразумие. «А пожалуйста, расскажите, как вы летаете!» – неожиданно произнесла она. Я остановил ее и сказал, что в этом нет необходимости. Что же это за колдунья, которая не умеет летать? И потом, ведь не следует все понимать так буквально. Рассказал немного о Кастанеде, аспиранте из Стенфорда, который приехал в Альбукерке, Нью-Мехико, изучать дона Хуана, индейца из тольтеков, из племени яки. Он нашел его сидящим на ящике из-под помидор и попросил научить его языку птиц, а тот отрицательно покачал головой. «У вас – дырка», – сказал он. «Где дырка?» – Кастанеда стал осматривать себя. «У вас ребенок, – уточнил дон Хуан, – ваша сила теперь недостаточна».

«Дырка», «левитация» – это метафоры. Летает ведь не физическое тело, а воображение. Можно сидеть, как Нечаев, двадцать лет в одиночке Шлиссельбургской крепости и облететь весь мир и оставить такие воспоминания о путешествиях, что читателю только и останется, что использовать восхищенные междометия.

А можно вспомнить и одну из тайноведческих работ Иоганна Готлиба Фихте: «Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о сущности новейшей философии», где описывается диалог автора с читателем. «Представьте себе, – говорит автор, – что вы удобно расположились в тенистой беседке, в руках у вас книга и вы читаете. Но неожиданно перед вашим внутренним взором возникает яркий образ недавно ушедшего на небо друга. Скажите мне, любезный читатель, что реально: то, что вы сидите в беседке и читаете, или то, что вы только что были в невербальной коммуникации со своим другом?» После некоторого раздумья читатель указывает на второе. «Конечно, – говорит Фихте, – конечно, второе. Иначе можно было бы предположить, что в эти самые мгновения вы и не жили!»

Изъяны левополушарного обучения таят опасность пройти мимо сада камней, и ординатор осторожно спросила: «А что, я тоже могу летать?»

А я стал рассказывать третью историю, историю Карла Юнга. Однажды, находясь в загородном доме, он услышал колокольчик. Домашние пошли открывать, но Юнг интроспективным видением обнаружил, что гостиная заполняется рыцарями. В это время доносится: «Карл, там никого нет». Один из рыцарей сообщает ему, что там, куда он их послал, они никого не нашли. Он посылает их к Абраксасу[1] и понимает, что настало время написать лекции для мертвых. Потом он пишет эти семь лекций для мертвых.

Я спрашиваю немного опешившего ординатора, в какое отделение психиатрической лечебницы она определила бы швейцарского психиатра Карла Юнга с его фантазиями.

Потом, проводив пациентку, мы говорим о многозначности контекста, о феноменах, которые начинаются сразу за кольцевой дорогой и нарастают к периферии, а также и о завете брахмана Евгения Михайловича Тареева, основателя клиники: «Книга – пациент – книга».

Кашалот