Записки разведчика

С наступлением ночи подразделения выступили на марш, благополучно пересекли шоссейку и к одиннадцати часам ночи подошли к железной дороге. Вправо и влево ушли роты, выделенные в заслон. Еще с марша высланы диверсионные группы для минирования железной дороги и уничтожения связи.

В темноте маячила железнодорожная будка у переезда. Туда должны наступать третья рота и конный взвод первого батальона и роты третьего батальона. Разведрота нацеливалась правее третьей в обход переезда.

Послышался грохот приближающегося эшелона. Пользуясь этим, я развернул роту и вывел ее на исходное положение для атаки. То же проделал и командир третьей роты Федя Карпенко. Залегли и ждали сигнала общей атаки. Но здесь произошло непредвиденное.

Пробираясь среди срубленных деревьев, Юдин зацепился ногой за корягу и, падая, случайно выстрелил из автомата. Этого было достаточно, чтобы всполошились немцы. Полетели в воздух ракеты и осветили местность. Я успел осмотреться. Впереди возвышалась железнодорожная насыпь. От нас ее отделяла двухсотметровая полоса, загроможденная срубленными деревьями и пнями. Со стороны переезда застрочили два пулемета, расположенные в дзотах.

– Что ты наделал? Расстрелять тебя мало! — на бросился я на Юдина, обнаружившего наше присутствие. Он виновато отмалчивался.

В этих случаях промедление смерти подобно. Не ожидая сигнала, я подал команду:

– Встать, в атаку, вперед!

Не обращая внимания на автоматный и пулеметный огонь противника, третья и разведывательная роты, преодолевая лесные завалы и стреляя на ходу, бросились к железной дороге. Видимо, немцы заранее пристреляли каждый кустик. Пули, как светлячки, летели навстречу наступающим. Кто-то вскрикнул и повис на сучьях сваленного дерева, послышались стоны раненых.

– Не останавливаться, только вперед! — торопил я разведчиков.

Наступать было очень трудно. Сваленные деревья преграждали путь, их ветки царапали лицо, на сухих сучьях оставались лоскуты одежды. Но партизаны настойчиво продвигались к насыпи.

Бой разгорелся на всем участке дороги от станции Нахова до станции Голевиц. Роты, выделенные для заслона, тоже встретили сопротивление врага.

Перемахнув через насыпь, мы оказались вне зоны обстрела. Начали продвигаться вдоль железной дороги к переезду, чтобы нанести удар немцам с тыла.

– Поезд! — предупредил Карпенко.

Не успел я подать команду, как мимо, пыхтя и громыхая, промчался паровоз с потушенными фарами, замелькали вагоны.

Более ста автоматов и полтора десятка пулеметов третьей и разведывательной рот свинцовым дождем хлестнули по вагонам. Эшелон остановился, закрыв от нас своим телом дзоты и будку у переезда. В открытые двери товарных вагонов, переполненных немцами, полетели партизанские гранаты. Попытки гитлеровцев оказать сопротивление подавлялись огнем нашего оружия. Не прошло и десяти минут, как с вражеским подкреплением было покончено. Партизаны продвигались вдоль израненного эшелона к переезду, где противник продолжал отчаянно сопротивляться.

Появление эшелона настораживало нас. Значит, диверсионным группам не удалось заминировать дорогу. Следует ожидать, что противник подбросит свежие силы. Наши предположения оправдались.

В тот момент, когда мы изготовились к броску на фашистов, засевших в дзотах, к переезду со стороны Калинкович подошло новое подкрепление немцев. На этот раз враг оказался догадливее. Он эшелоном подбросил подкрепление, высадил его, не доезжая до переезда, и тем самым избежал судьбы первого эшелона.

Бой принимал упорный и затяжной характер. Когда же и со стороны Нахова к немцам подоспела помощь, стало ясно, что здесь нам не пробиться. Трудность еще заключалась и в том, что наша артиллерия, уничтожив одну огневую точку и разрушив будку, с восходом солнца вынуждена была прервать стрельбу из-за сильного тумана. Командование приняло решение прекратить бой и, прикрываясь ротами второго и третьего батальонов, отвести подразделения в лес.

Наступил день. Немцы заняли оборону вдоль железнодорожной насыпи. Третья и разведывательная роты в полном составе и часть пятой оказались отрезанными от главных сил.

– Что будем делать? — спросил я Карпенко.

– Пробьемся! — уверенно сказал командир третьей роты. — С такими хлопцами, как у нас, ничего не страшно.

– Пробиться-то пробьемся, а сколько людей оставим на завалах… Давай отведем роты от дороги, уклонимся в сторону и попытаемся перейти «железку» без боя.

Карпенко подумал, а потом согласился:

– Пожалуй, ты прав…

Углубились в лес, выставили круговое охранение и остановились, чтобы дать людям передохнуть и привести себя в порядок. Закурили первый раз с момента выхода на марш.

Страшно было смотреть на исцарапанных и оборванных людей. У меня самого полштанины осталось где-то на сучьях. Партизаны тихо переговаривались, шутили. Особенно острословил Гриша Дорофеев.

– Ты, Иван Иванович, для симметрии оторви и вторую штанину, сделай из нее берет, будешь точь-в-точь, как шотландский офицер, — смеялся он.

Во время отдыха ребята дозарядили патронами автоматные и пулеметные магазины. Приготовились к движению.