Записки реаниматолога

В палате один пациент — мужчина с острым крупноочаговым инфарктом миокарда, стабильный, уже мечтает сбежать от нас. За день до этого было ему тяжко, мучили боли за грудиной, давление ползло вверх, температура зашкаливала. Растворили тромб стрептокиназой, полечили, помогли, утром самочувствие отличное. Так что мне с ним особо канителиться не пришлось. Он просил перевести его, но мы не спешили, рано еще, да и выявили другую напасть — очаговая пневмония, которая могла расползтись по всему легкому, срезая на нет все наши усилия.

Дело близилось к обеду, дневники написаны, пора бы и отдохнуть…

Но, как это обычно бывает, обеденное настроение портит тревожный звонок — срочно вызвали к больному в хирургическом отделении из соседнего корпуса. Что, как и почему — выяснять не стал, просто схватил тревожный чемоданчик, оторвал от вкусного обеда сестру-анестезиста, и мы полетели на происшествие. На улице ливень, а мы бегом.

В палате лежит дед 85 лет! Уже в коме, дыхание поверхностное, клокочущее, давление низкое и без анамнеза ясно — отек легких. И еще более ясно стало, что дед собрался к праотцам. А в хирургии он лечился от начинающейся гангрены пальцев левой ноги… Еще утром был как огурец, а к обеду вдруг — капец.

Минут десять попробовал разгрузить малый круг кровообращения медикаментозно, гасили пену спиртом с кислородом, но нет — улучшения не наступило. Пришлось прямо в палате пихать трубу в трахею, условия для этого, конечно, ужасные — раскорячился чуть ли не на полу, ларинкоскоп пихал сквозь прутья кровати, шея не разгибалась. Благо шеф вовремя подоспел, подсобил с укладкой старика, наконец удалось мне запихать трубу в дыхательное горло. Ручным дыхательным аппаратом, вдохнули жизнь в уставшее тело, удалили густую пену из дыхательных путей. Дали сердцу глоток кислорода, оно с радостью заухало и давление подскочило до 150/90 мм рт. ст. Синюшные слизистые на глазах порозовели, воспользовавшись временным благополучием, мы быстро доставили мужчину в реанимационное отделение.

В реанимации.

Подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, начали терапию. Вроде стал приходить в себя. Но спустя час сорвался ритм и рухнуло давление. Антиаритмическая терапия. Тут мне взбрело в голову провести синхронизированную кардиоверсию (током стукнуть сердце в определенный период сердечного сокращения).

Я мысленно: «Вот блин полез на рожон — одно дело труп жарить током, ну что худого я могу трупу сделать? — Ничего. А тут живой еще организм, ничего плохого в моей жизни не сделавший, а я его током!!!» Не, ну по книжкам все легко (хотя до этого у меня был положительный опыт, восстановил ритм, но то был здоровый мужчина), а тут еще дед уже стал приходить в сознание. Но есть показания и шанс на выживание, решили не медлить, тем более что пульс уже зашкаливал за 150 в минуту, а давление стремилось вниз.

Наджелудочковая тахикардия, в этом состоянии сердце могло в любую минуту выйти на фибрилляцию, а это уже смерть, медлить нельзя! Ввели наркотический препарат внутривенно. Решил с малого разряда с синхронизацией с электрокардиограммой.

50 Дж. Разряд. Тух, деда выгнуло дугой. ЭКГ, ритм не восстановился. АД 115/70 мм рт. ст. С ударом тока на мгновение включаются мозги, дед офигевающе открывает глаза и тут же уходит в царство Морфея…

100 Дж. Разряд. Тух, проклятый ритм прежний. Давление 120/70 мм рт. ст., пульс 144 в минуту.

200 Дж. Разряд. Нет ответа. В палате обстановка напряжена до предела, вдруг разряд пойдет не в ту фазу — и труп. Вот так легко — бац током и труп, шансы на такой исход не велики, но они есть!

Еще 200 Дж. Опять неудача. Решили остановиться на этом. Фибрилляция предсердий сохраняется… Но не знаю, что подействовало, но спустя полчаса ритм вдруг стал сам урежаться и давление стало более стабильным.

Под дверью реанимации плакала бабушка, его бабушка. Шутка ли — в этом году они должны были отметить шестидесятилетие совместной жизни! Шестьдесят лет!!! Уму не постижимо! А в палате ни на минуту не прекращалась борьба за его жизнь.

Инсульт исключили. Кардиогенный отек легких поставили. Усталое сердце не справилось с жизненной нагрузкой и внутрисосудистая жидкость стала пропотевать в легочные мешочки — альвеолы.

Вечером режимы чередовались от полностью управляемой вентиляции до поддержки аппаратом самостоятельного дыхания. Хрипы ушли, легкие задышали свободно. В мозг поступило достаточное количество кислорода. Дед очнулся. Не смотря на наши экзекуции — очнулся. Ровно в двенадцать ночи, когда куранты пробили двенадцать раз, я его экстубировал (удалил трубу из трахеи).

Утром улыбается, шутит, вернули ему вставные зубы, очки. То ли серьезно, то ли в шутку:

— Ну вот, хотел на тот свет, а вы не пустили!

— Ты че, дед, там за дверью твоя бабка слезами умывается, а ты на тот свет! Рано еще помирать!

— Ну ладно, ради моей старушки поживу пожалуй, ведь в этом году годовщина у нас — 60 лет!!!

Что же вы творите?

У меня папа всегда мечтал, что мы, сыновья, станем врачами. Он говорил (то были девяностые):