Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

Муж потребовал подпрапорщика Галкина, и после совещания с ним началась чистка не только дворов, но и помещений. Солдаты выносили свои сенники, протирали окна, мыли полы и стирали белье. Муж целый день проводил в команде, отдавая приказания, и обо всем советовался с Галкиным. Вечером жена доктора Штровмана пристала к мужу:

– Иван Семенович, разрешите мне хоть из окна смотреть. (Частной публике быть на фронте не полагалось.)

– Хорошо. Только не открывайте его.

– А если я надену форму сестры милосердия, могу я выйти на улицу и смотреть?

– Вы не сестра, и формы у вас нет.

– Я возьму у Тины Дмитриевны!

– Тогда я буду вдвойне отвечать и за жену, которая сделала подлог, и за то, что вам разрешил незаконную вещь. Это все не шутки, а очень серьезные преступления…[7] – ответил муж.

Глава 3

Но не суждено было мужу увидеть государя! Когда все было уже приготовлено к его приезду, поздно ночью, когда мы уже спали, постучали к нам в дверь, и сонным голосом Гайдамакин сказал: «Ваше высокоблагородие, тут принесли телеграмму».

Муж быстро оделся и вышел в столовую.

– Сколько двуколок требуют? – спросил муж.

«Присылайте все, что можете», – прочел писарь.

– Хорошо, пришлите подпрапорщика Галкина. Гайдамакин, разбуди доктора Штровмана, скажи, что я его прошу прийти сюда немедленно.

Я оделась и вышла к мужу. Он ходил по комнате, засунув обе руки за ременный пояс.

– Ваня! Что случилось? Опять требуют транспорт?

– Да, и опять в Зивин, и опять кабардинцы – это от них. Что-то там случилось…

Пришел Галкин.

– Распорядитесь, чтобы весь транспорт был готов к выступлению, канцелярия тоже. Оставьте больных лошадей и несколько человек для охраны помещений, имущества и кормежки лошадей. Команда пускай пьет чай. Когда все будет готово, доложите мне. Я еду сам тоже с транспортом.

Пришел доктор Штровман – заспанный и недовольный.

– Яков Исакович, мы выступаем за ранеными, требуется весь транспорт. Я еду с вами. Собирайтесь и приходите пить чай. Я думаю, команда будет готова не раньше, чем часа через два.

– Надолго ты уезжаешь? Дать тебе закуски?

– Не больше двух-трех дней. Там кабардинцы нас накормят. Ты положи лучше несколько бутылок коньяку, я их угощу. В окопах это очень ценно.

Наконец выпили по стакану «пустого» чаю и стали одеваться.

– Транспорт готов, – сказал вошедший Галкин.

– Хорошо, я сейчас выхожу.

Мы вышли на улицу. Было еще совершенно темно, и стояла жуткая тишина. Силуэты двуколок и лошадей были точно неживые; ни одного человека не было видно; только Галкин находился около двуколки мужа, которая стояла у самой калитки. Предрассветный мороз захватывал дыхание.

– Ваня, застегни шубу…

– Мне тепло, а ты можешь простудиться, иди в дом.

– Галкин, если все готово, пускай транспорт выезжает…

Подпрапорщик ушел, и сейчас же стали выезжать двуколки одна за другой и вытягиваться вдоль улицы. Когда выехала последняя – муж попрощался со мной и стал догонять транспорт, который уже спускался к главной улице. Если бы я успела дойти до церковной площади, то снова увидела бы весь транспорт, который долго будет ехать как раз напротив этой площади по ту сторону долины.

Сразу стало скучно, и я только теперь почувствовала холод…

– Барыня! Идемте в комнату, вон какой мороз!.. – говорит Гайдамакин.

Вернулась в комнату, из которой только что вышел и уехал родной мой Ваня. Только два дня, сказал он, проездят! Ну! Да два дня не бог знает, как долго. Приедет, привезет раненых, расскажет, как у кабардинцев… Пойду опять в госпиталь. Может быть, я теперь им уже нужна? Вон сколько мы им уже привезли раненых?.. Я выпила стакан остывшего чаю и легла в постель. Когда я встала утром и вышла на двор, солнце показалось мне еще холоднее, а тишина подавляющей: не видно ни санитаров, привязывающих лошадей к забору, ни двуколок. Как-то все замерло, притихло, точно перед грозой… Я вернулась в дом и решила сейчас же идти в госпиталь.

– Барыня! Сейчас приходил казак из штаба, спрашивал барина, я сказал, что их нету – уехали на позицию за ранеными. Государь император приезжает сегодня в три часа! Государь будет ехать по нашей улице. Так чтобы на заборе не висело солдатское белье, – сказал казак.

* * *

Бедный мой Ваня! Только нескольких часов не дождался, чтобы посмотреть на государя! Мне хотелось плакать от обиды, что его нет здесь. Такая великая радость увидеть живого, не на портрете, вот здесь, в глуши, на краю великой России, нашего государя!.. Мне хотелось с кем-нибудь поделиться таким великим событием, говорить о нем! Я пошла и постучала в дверь к Штровманам.

– Мадам Штровман, государь приезжает в три часа.

Она открыла дверь и сейчас же спросила:

– Вы думаете, я могу стоять на улице?..

– Я не знаю!

– Дайте мне вашу форму, чтобы я могла стоять поближе к нему!

– Вон, посмотрите, солдаты пришли. Идемте, я дам вам косынку.

Потом я надела шубу и вышла на улицу. Она была полна солдат. Они становились по два в ряд вдоль всей улицы от поворота с главной и до самого госпиталя.