Все это продолжалось до двенадцати часов дня, потом фон Люкке и другим командирам принесли завтрак, нас же, простых штурмовиков, сменили и послали вниз. Я еще в жизни не чувствовал такой усталости, как в этот раз. Лег на койку и стал все обдумывать. Конечно, коммунистов нужно усмирить, но я не думал, что это так делается. Я понимал бы, если бы всех поджигателей поставили к стенке, но так… Впрочем, так, вероятно, нужно, не хочу об этом больше писать.
Часа три спустя я немного отдохнул, взял «Ангрифф». Там статья Геббельса: «Рейхстаг горит! Высоко летят снопы огня к небу. Мы были близко от того момента, когда красная чума выползла бы из своих нор, чтобы, пустив красного петуха, погубить родину. Теперь пора действовать и истребить эту чуму в Германии. Дайте свои голоса 5 марта Гитлеру, распахните ворота, чтобы он – знаменосец нации – внес наше знамя в третью империю».
Здорово пишет наш Доктор, я в жизни так не сумею.
Вечером по радио говорил Геринг.
«Я не допущу, – сказал он, – чтобы коммунистический зверь растерзал германский народ, и беру на свои плечи дело истребления коммунизма».
Потом Геринг говорил, что по его приказу только в одном Берлине уже арестовано восемь тысяч коммунистов, но что с ними обращаются лучше, чем они заслужили.
Ну, я уж не знаю, чего худшего могли заслужить эти коммунисты! Я думаю о том, что, пожалуй, не смог бы так держать язык за зубами, если бы со мной проделывали все эти чертовские штуки.
Вошел Карл Гроссе и с хохотом начал рассказывать:
– Вот только что была умора! Мы учили красных петь песню Хорста Весселя. Вместо камертонов мы работали нагайками. Человек пять из всей камеры подтягивали, остальные как будто онемели. Но мы из них здорово выбили пыль.
Не успел я отдохнуть, как мы, зачисленные во вспомогательную полицию, вновь были посланы на обыски и аресты. Многим нашим СА это дело нравится. При обысках они кладут себе в карман деньги, часы и другие вещи. Начальство об этом знает, но молчит.
Через два дня выборы в рейхстаг. Я должен охранять один избирательный пункт в Гезундбрунене, где живет много коммунистов. Адольф Гитлер обратился к народу с новым воззванием, где говорится: «Цепи разорваны, нация пробудилась. Я веду вас. Близок час расплаты. Выбирайте: голод и нищета или работа и хлеб? Рабство или свобода? Победа или гибель? Неужели погибшие на поле брани миллионы напрасно проливали кровь?»
Нет, я знаю, что не напрасно. Я уверен, что 5 марта народ пойдет за Гитлером.
7 марта 1933 г.
Уже вчера был известен результат выборов. Мы вместе с гугенберговским черно-бело-красным фронтом получили больше половины голосов; к сожалению, без этих реакционеров у нас нет большинства. Меня удивляет, что коммунисты получили больше четырех миллионов голосов. Ведь мы переарестовали десятки тысяч их людей, посадили в тюрьму Тельмана, загнали их партию в подполье – и все же это не помешало получить им миллионы голосов.
Дросте, когда я его спросил, что будет дальше, засмеялся и сказал:
– Не печалься, Шредер! Мы аннулируем коммунистические мандаты, а всех коммунистических депутатов посадим в концентрационный лагерь – и делу конец: у нас будет большинство голосов. А ежели выгоним еще социал-демократов, тогда будет совсем хорошо.
А все-таки мне не понравилось, как происходили выборы. Уж лучше было вообще их не устраивать, а если устроили, то не нужно было запугивать людей. Я знаю, что наши СА ходили в рабочие предместья и предупреждали, что после выборов не поздоровится тем, кто будет голосовать за коммунистов.
Мое участие в выборах сводилось к следующему: я и еще двое СА стояли в помещении, где происходили выборы, и говорили каждому:
– Выполняй свой долг перед родиной и народом – голосуй за Адольфа Гитлера.
Пришедшие голосовать робко косились на стоявших у входа и в комнате штурмовиков с маузерами на поясе или с карабинами. Другие входили, ни на кого не глядя, брали конверт, листки, опускали конверт в ящик и уходили. Вечером, когда стали подсчитывать голоса, нас из помещения удалили и послали охранять здание снаружи; от кого, собственно говоря, охранять – не знаю.
6 марта, когда стали известны результаты выборов, была устроена огромная демонстрация штурмовиков. Мы проходили по главным улицам города под музыку и кричали «хайль».