Записки синих колосьев (СИ)

— Дикий лес — лес плохой, — говорила она, помогая пробиться белым росткам из черепа умершего в болоте оленя, собирая с веток спелые красные ягоды, чтобы дать проклюнуться ягодам следующим, подсыпая их тем зверькам, что боялись самостоятельно выбраться из норы, не став при этом добычей отплясывающих майские пляски спаривающихся барсуков, которые единожды в году убивали не столько чтобы есть, а чтобы украсить зеленеющий под лапами полог в любимый нарядно-алый. — Дикий лес — злой. Глупый. Жить в нем становится тяжело, он забывает, что, прежде всего, есть дом для тысяч нуждающихся существ. Тех существ, которые не смогут без него обойтись, как, например, смогла бы, если бы очень понадобилось, я. Поэтому те, кто родились или стали однажды Ёкаями, присматривают за ним. Прибирают. Говорят с ним. Напоминают ему о том, кем он должен оставаться. Заботятся о тех, кто не может позаботиться о себе сам. Наказывают тех, кто переступает дозволенное и становится для остальных опасен.

— Как медведь, который дерет зашедших в лес людей? — спросил тогда Дзи, внимательно слушающий и так же внимательно пытающийся запомнить и понять: Кейко в какой-то момент их непростых неозвученных отношений стала относиться к нему открытее, рассказывать, делиться, не обращаться так, будто происходящее нисколько его не касалось, и он был всеми костьми ей благодарен, стараясь ничем не разочаровать.

— Не совсем, но близко. Как медведь, который дерет тех людей, что пришли в лес просто так, а не для плохого. Не ради того, чтобы убить, намусорить, сломать, испортить, разрушить, надругаться, сжечь. Если люди пришли для этого — никто в лесу не помешает хищному зверю этих людей напугать, покалечить или даже убить. А если они забрели погулять или насладиться лесной красотой, а зверь напал — вот тогда этот зверь будет наказан. Жестоко наказан, господин Дзи. Потому что никто из нас убийства ради убийства не одобряет.

Дзи долго над этим думал. Потом — кивнул, осознавая, что согласен и порядок такой всей своей сутью поддерживает. В следующее потом, спустившись с покрытого хвойным наброском холма, спросил другое:

— А как насчет Аякаши? Они тоже следят за лесом? И почему… с тех пор, как я живу здесь, с тобой, я так ни одного из них и не повстречал? У нас в деревне говорили, будто Аякаши никогда не упустит возможности полакомиться человечиной, тем более если та сама пожалует к нему в угодья.

На болоте, раскинувшемся слева, где-то за стройным рядком белоствольной сиракамбы, мягко и нежно подтренькивающей рябиново-киноварными листьями, как сложенными из хлопчатой бумаги бубенцами, кто-то заупокойно выл, и дыхание его шевелило отскакивающие из-под ног лопухи: большие, с толстыми мясистыми стеблями и похожими на лягушачью лапу листами.

Кейко, как и всегда во время их прогулок, шла впереди, на расстоянии шагов двадцати или тридцати, легковесно перескакивая с кочек, камней, остающихся молчать, а не хрустеть, оброненных веток, и соломенная накидка, наброшенная на ее плечи, летала перебитым сойкиным крылом: вверх-вниз, вверх-вниз, то закрывая, то снова открывая востро приподнятые лисьи уши.

Вечерело. Вдоль пути, по которому они брели, метили тропинку невесомо парящие светлячковые фонарики, в голове Дзи навязчиво шептались дебри, над головой же Ёкая, приманиваясь на изменчивый глазной огонь, кружились разноразмерные мотыльки, и иногда из кустистого подлеска, где листва оставалась неизменно насыщенно-красной, вываливался, приподнимая печальную губастую голову, какой-нибудь недозверь-перерыба, покрытый отблескивающей зеленоватой склизкотой.

Обычно на такие вопросы Кейко отвечала сразу, а тут молчала так долго, что Дзи успел забеспокоиться — не сказал ли чего не того, но пока решался об этом спросить, лисица всё же помахала хвостами, подобрала в корзинку, которую несла, несколько опавших ягодных гроздей и, чуть сбавив шаг, произнесла:

— Не следят. В большинстве случаев Аякаши слишком высокого о себе мнения, чтобы потрудиться сделать хоть что-нибудь для жизни вокруг. Именно поэтому, мне кажется, они — рожденные самими горами, лесами, землей, морем и небом — так быстро теряют рассудок, не далеко уходя об обыкновенных звериных тварей… Тебе известно, почему некоторые звери, отжив свою жизнь, вдруг перерождаются как Ёкаи, господин Дзи?

Дзи, не имея о том понятия, отрицательно покачал головой: привык, что Кейко всё видела — или чувствовала — и так, и в словах нуждалась ровно потому, что ему самому со словами было проще.