Последняя знаменательная встреча того дня произошла в лесу, где нам посчастливилось укрыться от мокрого снега и устроить перекур, благо накануне мы обзавелись у добрых людей махоркой, которая после сухих листьев, завернутых в подобранную листовку, показалась нам изысканной роскошью. Только мы расположились под деревом с густой кроной, как позади нас бесшумно возникли три бравых молодца, непривычно для нашего глаза экипированные и сверх всякой меры нагруженные ладно пригнанной поклажей. Все трое были вооружены впервые мною тогда увиденными советскими автоматами ППШ. На наши самые элементарные вопросы - кто такие, откуда, куда - они старались не отвечать, а опознав в нас ок-руженцев, сами принялись подробно и со знанием дела расспрашивать нас о здешней ситуации.
Сколько бы они ни темнили, из дальнейшего разговора стало ясно, что эти трое - наша парашютно-десантная группа, заброшенная во вражеский тыл с диверсионной целью. Голодны они были как черти и все время поглядывали на холщовую сумку Джавада, откуда тот невзначай достал кусок хлеба. У каждого из нас теперь было нечто вроде продовольственного мешочка на веревке, перекинутой через плечо. За это мы тоже не раз мысленно благодарили учительницу, предусмотревшую необходимость для окруженца такой сумы. Теперь по утрам, прощаясь с приютившими нас на ночь хозяевами, мы почти всегда клали в нее что-нибудь съестное. Поистине щедрое русское гостеприимство в те времена еще не сменилось послевоенной скаредной расчетливостью.
Пришлось отдать парашютистам все наши запасы еды, а пока они с жадностью насыщались, мы засыпали их вопросами о Москве - правда ли, она сдана? Вместо ответа они перемигнулись, посмотрели на часы и, продолжая жевать, быстренько развернули свою рацию. Специально для нас, в благодарность за угощение. И когда я услышал в наушниках знакомые слова: «Говорит Москва!..», конечно, у меня перехватило горло от волнения. Значит, еще не все потеряно, значит, еще есть смысл сопротивляться напастям судьбы, значит, немцы поторопились и выдали желаемое за действительное!.. Впервые мы тогда узнали о событиях 16 октября, о «московском драпе», как их потом окрестили, но на этот счет у наших парашютистов были лишь самые общие сведения.
Попрощались мы с ними, воодушевленные главной вестью - Москва продолжает сражаться. А раз так - и для нас не все потеряно!
А потом опять пошли невезучие дни. То есть в результате они оказывались очень даже везучими, ибо выпадавшие на них острые критические ситуации в конце концов благополучно разрешались и мы оставались живы. Но почему-то все-таки бывали дни, когда опасности преследовали нас особенно рьяно. Вот и тот день, о котором я хочу сейчас рассказать, был как-то излишне мрачен.
Собственно, неприятности у нас начались еще накануне вечером. По географическому раскладу нам выпало в тот раз заночевать в большом селе. Немцев там не было - их гарнизон размещался в соседнем поселке, но размеры селения меня смущали: такой крупный колхоз не мог не привлекать к себе постоянного внимания оккупантов. Однако идти дальше мы были уже не в силах, К тому же погода портилась и быстро темнело.
Но вот незадача: в какую бы избу мы ни стучались в поисках ночлега, нам всюду отвечали одно и то же:
- Идите в сельсовет. Староста распорядился туда направлять вашего брата. Там и накормят вас, и печка там топится...
Дом сельсовета - значит, в самом центре, у всех на виду. Чем-то мне такой оборот был не по душе. И мы вопреки распоряжению старосты все-таки напросились все четверо к хозяину покосившейся развалюхи на самом краю села, по существу, на выселках. Грязь в том доме царила вековечная, и, кроме картошки, никакой еды не нашлось. Но мы улеглись на полу, довольные и таким исходом.
А на рассвете хозяин нас прогнал.
- Уходите скорее, а то и мне за вас попадет, - испуганно говорил он. - Никак немцы пожаловали. -И как бы подтверждая его слова, со стороны деревни донесся глухой взрыв. - Вон, опять!
Нас как ветром сдуло.
На улице было сыро и неприветливо. Мы долго стояли в низине возле одинокой раскидистой ивы и прислушивались к тому, что делается в деревне, расположенной на возвышенности. Неожиданно оттуда, с горки, послышались понукания и из утреннего тумана возникла едущая в нашу сторону телега. Рядом с лошадью понуро шла маленькая женщина. Когда она поравнялась с нами, мы ее окликнули, чем смертельно напугали. Она метнулась было в сторону, но тут же вернулась к телеге, на которой недвижимо лежал человек. Судя по всему, он был без сознания.
Быстро уяснив, с кем она имеет дело, женщина рассказала нам, что на рассвете к сельсовету подъехала большая грузовая машина с пьяными немцами. Первым делом они разбили в сельсовете окно и бросили внутрь гранату, а когда после взрыва из избы через другие окна стали выскакивать и разбегаться уцелевшие и легко раненные окруженцы, гитлеровцы с хохотом гонялись за ними и сажали их в кузов.