Записки случайно уцелевшего

За одним из столиков молча обедали сотрудники газеты Западного фронта Кожевников, Воробьев, Слободской и Верейский. Их «Красноармейская правда» временно помещалась тогда неподалеку от клуба - в здании «Гудка» на улице Герцена. Мы наскоро обменялись невеселыми новостями: где сегодня немцы, кто погиб, кто ранен, кто попал в плен, куда эвакуированы жены... Но были и отрадные вести - объявился Женя Долматовский, бежавший из немецкого лагеря военнопленных. Подошедший Лев Славин со слезами на глазах поделился только что полученными сведениями о гибели в киевском окружении Лапина и Хац-ревина. Он рассказывал о том, как Лапин пренебрег возможностью спастись и не оставил раненого друга в беде, а разделил ее с ним.

Там же в клубе я встретил жену Сытина Таню, с которой был хорошо знаком еще по Литинституту. Ей и раньше было не занимать самоиронии, а теперь, когда она стала, по ее словам, «первой леди» Союза, и подавно. Полушутя, полусерьезно она поведала нам, что ныне у нее «литературный салон», и пригласила нас после обеда к себе - Сытины обитали временно совсем рядом: в чьей-то брошенной квартире на территории Союза. Вход за воротами дома № 52, сразу направо.

Даже теперь, через столько лет после смерти известной сценаристки Татьяны Сытиной, бывая в редакции «Дружбы народов», я неизменно вспоминаю, как в те критические для страны дни мы сидели в гостях у Тани в мягких креслах и после ужасов окружения наслаждались неведомо чьим чужим уютом: кто знает, что с нами будет завтра, а сейчас сам Бог велел хоть немного расслабиться, снова почувствовать вкус жизни. И конечно, вкус ароматного испанского вина. Чужой и временный уют предлагал нам на миг отбросить тяжкие мысли. Тогда все было временно и скоротечно...

Отдав должное приветливости и радушию хозяйки, мы вернулись в клуб, где еще вчера условились встретиться с Юрой Смирновым. Он вскоре явился, и не один, а с моим однокурсником Борей Ямпольским, будущим автором романа «Режимная улица» (опубликованным лишь в 1989 году, через много лет после смерти автора, и зачем-то переименованным редакцией «Знамени» в «Московскую улицу»). Боря тоже только что выбрался из окружения и тоже - переодетый. Но он шел из-под самого Киева, о чем вскоре и рассказал в своей повести «Зеленая шинель».

Так как близился час закрытия клуба, нашу встречу решено было отметить у Юры. Алексей Алексеевич отнесся к нам с пониманием, и мы, нагруженные бутылками и кое-какой снедью, двинулись к выходу, причем в дверях наткнулись на Михаила Светлова, только что приехавшего на пару дней с Калининского фронта. По достоинству оценив нашу поклажу, он охотно примкнул к нам.

У Юры нас встретила его приятельница Павла К., которая охотно взяла на себя роль хозяйки, и вскоре мы все сидели за столом, выглядевшим благодаря экзотическим напиткам весьма изысканно. В отличие от вчерашней холостяцкой выпивки, напоминавшей скорее тризну по нашим товарищам-ополченцам, сегодняшнее застолье сразу задалось в шутливых тонах. Да и как могло быть иначе, если среди нас был Светлов? Бутылки вскоре опустели, но одну, заветную и самую красивую, мы по предложению Юры оставили нетронутой, и под конец каждый из присутствующих торжественно расписался на ее заморской этикетке. Условие было такое: распить эту бутылку всем вместе после войны. Но обязательно всем вместе!

После этой, полной значения церемонии Юра расстелил в кухне на полу ковер, зажег для обогрева все газовые конфорки, и мы улеглись вповалку, галантно уступив Павле единственную в доме кровать.

Опять же, забегая вперед, скажу здесь, что вскоре мы все, включая нашу единственную даму, столь необычно нареченную при рождении, разъехались по разным фронтам. Даже Юра Смирнов стал военным. В сорок четвертом году я встретил старшего лейтенанта Смирнова в Мурманске, где он был переводчиком от наших ВВС при приемке американской техники. Правда, через пять лет он за это поплатился многомесячным содержанием на Лубянке. Но в данном контексте мне важнее сообщить, что все расписавшиеся тогда на испанском ликере остались живы и что Юра самоотверженно уберег эту магическую бутылку от настойчивых посягательств на нее со стороны многочисленных друзей. Однако распить заветный ликер в полном составе нам удалось лишь в сорок седьмом году.

А тогда, в сорок первом, многое в наших судьбах сложилось совершенно непредвиденно.

Из событий тех дней мне хочется прежде всего рассказать о нашем посещении штаба Московского военного округа, которое хотя никак не сказалось на нашей дальнейшей участи, но тем не менее запомнилось. Трудно теперь уже восстановить, по какому случаю мы трое на другой день очутились на Чистых прудах, где нас настигла очередная воздушная тревога. И тут же мы попали в бомбоубежище «Московской правды», где я неожиданно повстречал своего давнего знакомого, в ту пору заведовавшего военным отделом «Вечерней Москвы» (в будущем ее многолетнего редактора) Семена Индурского.

Тревога оказалась длительной, и мы успели поделиться с Семеном своими сложностями.