Записки случайно уцелевшего

Прибыл я туда, по-здешнему - «пришел», около полуночи, но военный городок не спал. Было такое впечатление, будто весь свободный от ночной вахты личный состав здешних штабов и кораблей, включая высшее командование флота, находится на местном стадионе, импровизированными трибунами которого стали окружающие его скалы. На дне этой горной котловины шел футбольный матч между нашей командой и сборной английских моряков - время от времени окрестные фиорды внезапно оглашались доносящимся оттуда ревом восхищенных болельщиков.

Первую ночь в Полярном я провел в офицерском общежитии для приезжих, а потом принял приглашение писателя Александра Марьямова и поселился у него. Нас познакомил Фурманский, которого в этом доме всячески опекали и привечали, поскольку он, единственный из всей флотской литературной братии, не имел офицерского звания. А корпоративный дух, вернее, дух воинского товарищества был там очень высок, что мне, человеку со стороны, сразу бросилось в глаза, как и многое другое, отличавшее жизнь флотских литераторов от условий существования литераторов армейских.

Начну с того, что Александр Марьямов и Юрий Герман жили в каменном трехэтажном доме с водопроводом, канализацией и центральным отоплением. Они вдвоем занимали большую, набитую книгами комнату в чистой трехкомнатной квартире. Их соседями были флотский начфин и кинооператор с «Хроники». Жили они как бы одной семьей, и я сразу почувствовал себя гостем всей квартиры. К сожалению, Герман тогда находился в Архангельске, но и без него здесь по вечерам собирался весь цвет местной художественной интеллигенции.

Должен сказать, что я, в своей видавшей виды гимнастерке, слегка подпаленной у костра шинели, грубых сапогах и обычной армейской шапке, чувствовал себя среди блестящих (в прямом и переносном смысле этого слова) флотских офицеров заскорузлым плебеем. Меня не удивило, что все они на ночь клали штаны под матрас, чтобы складка казалась свежевыглаженной и острой, как нож. Но то, что здесь свято чтили, несмотря на войну, некоторые условности флотского щегольства, не скрою, показалось мне после двух лет хлюпанья по болотам некоей избалованностью, если не блажью. Например, никто из моих новых друзей не носил казенные брюки, хотя их делали из необычайно добротной и приятной ткани. Нет, высшим офицерским шиком тут считалось носить специально сшитые штаны матросского покроя - расклешенные, с разрезом внизу.

Своеобразный аристократизм по части одежды и особых, неписаных правил поведения культивировался на Северном флоте отчасти благодаря тому, что погода тут менялась на дню раз по пять даже летом. Только что вода в фиорде сверкала на солнце и ласкала глаз отражением небесной синевы, но вот, откуда ни возьмись, налетал снежный заряд и все окрест исчезало в студеной мгле. Ну, и конечно, в таких случаях здешние громкоговорители, те самые, что сообщали о воздушных тревогах, столь же оперативно уведомляли о срочной смене обмундирования: с такого-то часа ноль-ноль минут вводится форма одежды номер такой-то. И ничего не поделаешь - надо бежать переодеваться...

Видимо, у здешнего флотского снобизма была еще одна предпосылка. Я имею в виду присутствие в Полярном изысканно экипированных и безукоризненно корректных морских офицеров союзных держав. Причем не только в те дни, когда на рейде стояли во множестве корабли пришедшего конвоя (тогда иностранные офицеры попадались буквально на каждом шагу), но и в обычные дни. Ведь в Полярном имели постоянное представительство высокие чины союзных военно-морских сил. Достаточно сказать, что как раз под той квартирой, где обитали Марьямов и Герман, жида английский адмирал, с которым мы, встречаясь на лестнице, весьма любезно обменивались приветствиями.

Что и говорить, на мой взгляд бывшего ополченца, а ныне военного журналиста, приученного к фронтовому аскетизму, мои новые друзья «погрязли» в вихре светской жизни. Разумеется, флотские газетчики время от времени принимали личное участие в очень опасных морских, воздушных и даже, что гораздо реже, наземных (с морской пехотой) операциях. И отнюдь не все из них возвращались потом на базу. Словом, тоже рисковали жизнью. Как раз при мне писатель Зонин был удостоен ордена Красного Знамени за непосредственное участие в опасном морском походе, а ведь боевые награды на флоте давали куда разборчивее, чем в армии. И все же... Они не пропускают ни одной премьеры во флотском театре под руководством Валентина Плучека. В Доме офицеров они смотрят новейшие американские фильмы одновременно со зрителями Вашингтона и Нью-Йорка, и имена восходящих голливудских звезд не сходят у них с языка. К их услугам вполне пристойная библиотека. Ну и конечно, у них совершенно иные представления о повседневной гигиене.