Записки случайно уцелевшего

Словом, Рыкачев запер Вильмонта у себя и какое-то время не выпускал его на улицу. А потом, когда кризисная ситуация на фронте разрядилась, Вильмонт явился по начальству (уже сменившемуся) и, как ни в чем не бывало, доложил, будто только что прибыл. Так, благодаря проницательности Рыкачева (кстати сказать, отчима писателя Нагибина) подполковник Вильмонт окончил войну в Румынии начальником Седьмого отделения одной из наших армий.

Но вернусь к «седьмым людям» Карельского фронта. Через несколько дней по прибытии нашего поезда в Беломорск ко мне на квартиру пришли знакомиться два старших лейтенанта - ленинградцы Игорь Дьяконов (ныне - один из столпов нашего востоковедения) и Ефим Эткинд (ныне - профессор Парижского университета). Видимо, тут сработала та заочная служба взаимного оповещения и связи, которая помогала интеллигенции даже в условиях армейской казенщины и тотальной подозрительности безошибочно выходить на «товарища по несчастью». Но у моих гостей помимо налаживания духовных контактов была и более прозаическая цель.

- Не сегодня-завтра, - предупредил меня Дьяконов, - к вам заявится художник И. - теперь сотрудник вашей газеты. Он поведет с вами откровенные разговоры. Так вот, не ведите с ним откровенных разговоров...

Тут же замечу, что предсказание это сбылось с удивительной точностью и позволило мне сразу отбрить провокатора, обозвав его этим самым словом. Любопытно, что такая оскорбительная квалификация не вызвала с его стороны ни удивления, ни возмущения, ни протеста, а лишь породила у него какое-то жалкое подобие улыбки. Но я вдруг снова ощутил у себя за спиной незримое присутствие Ломоноса - чувство, которое давненько не посещало меня, что уже само по себе было непростительной беспечностью с моей стороны. Ведь Ломонос-то приехал с нами, а я по-прежне-му обходил его стороной и вообще игнорировал его присутствие.

Этак он, чего доброго, помешает моей поездке, стал опасаться я. Но не идти же ради нее к нему в услужение...

Дело в том, что к лету у меня окончательно созрел замысел осветить в газете дела и дни нашего непосредственного соседа на правом фланге - Северного флота. Я подкинул эту идею редактору и время от времени исподволь подогревал ее, прибегая к самым разным аргументам. Я и впрямь считал предложенную тему находкой, особенно в условиях нашего огромного по протяженности, но «захолустного» фронта. Его неподвижность сказывалась отрицательно не только на нашей психике, но и на нашей газете, которая становилась все скучнее и однообразнее, ибо изо дня в день талдычила о боевых действиях в условиях лесисто-болотистой местности.

Чего греха таить, истинной побудительной причиной моей затеи была, конечно же, соблазнительность самой поездки в неведомое Полярное, не говоря уже о возможности повидаться там с Фурманским. Павел давно стал моряком, но военной карьеры не сделал и проходил службу при писательской группе Северного флота в звании простого матроса, что его в немалой степени угнетало и о чем я знал из его редких писем. Мы не виделись с начала декабря сорок первого года.

И вот командировка наконец подписана, и я еду.

До Мурманска я добрался в подвернувшейся случайно пустой санлетучке. Поезд шел за ранеными, и его пропускали вне очереди, так что я доехал со всеми удобствами и без всяких приключений. Парочка «мессеров», дважды пролетевшая над нами как раз в тех местах, где железную дорогу пересекает черта Северного полярного круга, не в счет. Случилось это в ночные часы, но в июне здесь солнце не заходит, что придает совершенно особый колорит всей жизни в Заполярье. Что касается войны, то летом она лишалась в этих краях всех преимуществ ночной скрытности.

Мурманск едва ли не ошеломил меня. После двух лет фронтовой жизни среди волховских болот большие каменные дома показались мне огромными, а улицы необычайно оживленными и шумными. В сущности, так оно и было. Накануне сюда пришел очередной, очень внушительный караван американских и английских кораблей с различными стратегическими грузами, сопровождаемый мощным конвоем из военных судов всех размеров и назначений - от морских охотников до линкоров. Кольский залив был буквально забит ими, а городские улицы заполнены матросней со всех концов света и самого экзотического обличья.

Я побродил возле развалин отеля «Арктика», разбомбленного еще в самом начале войны, заглянул в гигантское, рассчитанное чуть ли не на половину городского населения, выдолбленное в скале бомбоубежище, где сейчас демонстрировались марины местных живописцев, и на рейсовом пароходике отправился в Полярное, где тогда находилась Главная база Северного флота.