Записки социальной психопатки

Черновик был готов довольно быстро, а вот дальше дело почему-то не пошло. Пришлось отложить, потом еще раз отложить, и в итоге полноценные мемуары так никогда и не были написаны. Но черновики остались, и из них тоже много чего можно почерпнуть, например имена советских драматургов, в чьих пьесах она играла: Афиногенов, Билль-Белоцерковский, Корнейчук, Шкваркин, Катаев, Тренев, Луначарский, Лебединский, Лавренев, Штейн, Суров, Погодин, Файко. По этому списку можно понять, насколько большую часть ее репертуара составляли пьесы советских авторов, которых впоследствии стало принято принижать в сравнении с дореволюционными.

Кстати, актеров, с которыми приходилось играть, она в своих черновиках не называла — боялась кого-то пропустить и этим обидеть навечно. Правда, один актер, которого она никогда бы не забыла упомянуть, все же был — и конечно это Качалов.

Стать актрисой МХАТа, о чем она всегда мечтала, Раневской помешали излишняя восторженность и невероятная рассеянность.

Вопрос о ее зачислении в труппу МХАТа был уже практически решен — за Раневскую похлопотал сам Качалов, после чего легендарный Немирович-Данченко пригласил ее, чтобы лично предложить ей место в своем театре. Конечно, дело было не только в протекции, он уже слышал о ней, видел какие-то ее роли и считал, что она подходит для МХАТа. Так что, эта встреча должна была носить скорее формальный характер — личное знакомство, официальное предложение о работе и такое же официальное согласие.

Но Раневская умудрилась сама все испортить. Прощаясь, она несколько раз повторила: «Спасибо, спасибо вам, Василий Петрович! Этого дня, Василий Петрович, я никогда не забуду!» Это при том, что Немировича-Данченко звали Владимиром Ивановичем, о чем она конечно же прекрасно знала.

На следующий день ей сообщили, что вопрос о зачислении ее в труппу МХАТа отложен. Качалов сходил к Немировичу-Данченко, но тот ему ответил: «И не просите: она, извините, ненормальная. Я ее боюсь…»

Афоризмы Раневской уже при ее жизни повторяла вся московская богема — каждую ее меткую фразу тут же подхватывали, и через несколько дней та становилась известна всей столице.

Зиновий Паперный говорил, что за Раневской надо ходить с блокнотом и записывать все, что она говорит. Кстати, именно ему она сказала одну из самых знаменитых своих фраз: «Я знаю, вы собираете афоризмы великих людей. Но если уж не великих, то хотя бы сохранивших чувство юмора. Так вот, знайте, молодой человек: я так стара, что помню еще порядочных людей». И добавила: «У меня хватило ума так глупо прожить жизнь, не каждому это дано».

Особенность афоризмов Раневской в том, что они если и смешные, то уж точно не веселые. Большая часть их о болезнях, старости и смерти. И смех, который они вызывают, это смех сквозь слезы.

Сейчас из этих афоризмов составлены целые книги, хотя, сказать по правде, Раневская говорила далеко не все из того, что ей приписывают. И это тоже не случайно — просто она стала своеобразным символом своей эпохи — символом юмора своего времени.

Раневская очень боялась, что ей предложат сотрудничать с «органами».

И ее страхи не были беспричинными — в то время многим заметным людям поступало такое предложение. Отказаться было нельзя, это означало конец карьеры. А согласившись, можно было скомпрометировать себя на всю жизнь, не говоря уж о том, что не каждый сумеет спокойно жить с нечистой совестью.

Помог ей Михаил Светлов, который рассказал, что в начале 30-х ему предлагали такое сотрудничество, но ему удалось уклониться, сославшись на свой якобы алкоголизм, из-за которого он становится болтливым и выдаст любую тайну. Правда, во избежание разоблачения с тех пор ему на самом деле пришлось много пить.

Расстроенная Раневская сказала, что ей это не подходит — у нее слишком слабое здоровье, алкоголизм ее просто сведет в могилу. Но Светлов посоветовал ответить, что она кричит во сне и значит может выдать доверенные ей тайны.

Закончилась эта история совсем анекдотически. Вскоре Раневской предложили вступить в партию, а она то ли перепутав, то ли решив, что парторг тоже состоит в «органах», поспешно ответила: «Не могу — я кричу во сне!»

Дружила Раневская и с Леонидом Осиповичем Утесовым.

Неизвестно, когда и где они познакомились, но было это еще до войны. Впрочем, тогда их поверхностное знакомство не переросло в дружбу, сблизились они уже позже, в 1946 году, после того, как случайно встретились в Ленинграде. Утесов тогда сказал: «Надо же, в Москве, Фаина Георгиевна, годами не видимся, а здесь в Ленинграде встретились». — «А я знаю, куда вы идете и к кому». — «А я тем более догадываюсь, куда идете вы. И хотя мы движемся в разных направлениях, но по одинаковому поводу».