— возможно, и так, но, как я разумею, сила заставляет мир двигаться.
— а смерть заставляет его остановиться, так, что ли?
с этими словами я достал «люгер» и приставил дуло к затылку Багси.
— черт возьми, Бейли! держи себя в руках! я отдам тебе половину всего, что имею! ну хочешь, возьми все — эту девку, бизнес, все — только убери пистолет!
— если ты считаешь, что убийство — это сила, так отведай ее!
я спустил курок, кошмар, «люгер». бледно-желтые осколки черепа, ошметки мозга и кровища повсюду — на мне, на нейлоновых ляжках, на платье…
игра была приостановлена на час, пока нас не увезли со стадиона — мертвого Багси, его бьющуюся в истерике женщину и меня.
Бог над Человеком. Человек выше Бога, мать варила земляничное варенье, в то время как меня от всего просто воротило с души.
а на следующий день, уже в камере, я получил от надзирателя газету:
«СИНИЕ» ВЫРВАЛИ ПОБЕДУ В ЧЕТЫРНАДЦАТИ ПОДАЧАХ СО СЧЕТОМ 12:11!
я подошел к окошку в камере, скомкал газету и стал пропихивать ее сквозь решетку, а когда наконец я вытолкнул комок наружу и он полетел с восьмого этажа и расправился, мне померещилось, что это крылья, да хуйня все это, обыкновенный комок бумаги, шлепнулся с восьмого этажа в море, в бело-синие волны, до которых мне не дотянуться… Бог надирал Человека всегда и постоянно, Бог — он же присутствует везде, и в ебаном «люгере», и в живописи Клее[5]
, и вот теперь те нейлоновые ляжки трутся вокруг другого кретина. Багси Мэлоун проиграл мне 250 штук и теперь не мог расплатиться. И. X. с крыльями, И. X. без крыльев, И. X. на кресте — какая разница! я был все еще жив и поэтому отошел от окна, спустил штаны, уселся на тюремный толчок без стульчака и капитально поднатужился, на тюремном толчке сидел и срал экс-менеджер высшей лиги и экс-человек, вдруг сквозь решетку ворвался легкий ветерок и так же мгновенно ускользнул.там было невыносимо жарко, я добрел до рояля и стал бренчать, играть я не умею, просто тренькал по клавишам, кто-то пустился в пляс прямо на кушетке, мои ноги на что-то наткнулись, я заглянул под рояль и обнаружил там девицу, она развалилась на полу, юбка соблазнительно задралась, продолжая играть одной рукой, свободную я запустил ей между ног, но то ли от плохой музыки, то ли от моего пальца девица проснулась и выбралась из-под рояля, танец на кушетке тоже прервался, тогда я перебрался на кушетку и вздремнул пятнадцать минут, я не спал две ночи и два дня. и еще было жарко, невыносимо жарко, проснувшись, я стал блевать в кофейную чашку; когда она наполнилась, я продолжил на кушетку, кто-то приволок кастрюлю, вовремя.
я воспользовался кастрюлей, короче, все было отвратно.
поднявшись с кушетки, я направился в ванную, там оказались двое голых парней, один намыливал другому яйца кисточкой и сбривал волосню.
— эй, ребята, мне бы надо просраться, — сказал я.
— валяй, — откликнулся тот, кому брили яйца, — мы не будем тебе мешать.
я вошел и уселся на толчок.
— я слышал, Симпсона уволили из «Клуба-восемьдесят шесть», — сказал парень с кисточкой и бритвой в руках.
— Кей-Пи-эФ-Кей, — ответил его приятель, — они увольняют больше народу, чем «Дуглас Эркрафт», «Сире Робак» и «Трифти Драгз», вместе взятые, одно неверное слово, одно высказывание, не укладывающееся в их концепцию гуманизма, политики, искусства и тэ дэ и тэ пэ, — и ты вне игры, только одному парню на Кей-Пи-эФ-Кей это не грозит — Элиоту Минцу[6]
, он как тот игрушечный аккордеон — не важно, на какие клавиши жать, звук все равно будет один и тот же.— ну, давай, — сказал парень с помазком и бритвой.
— что давать?
— помни свою елду, чтобы она встала.
я с плеском отложил здоровенную говеху.
— Господи Исусе! — воскликнул парень с помазком, правда, он уже бросил его в раковину.
— при чем тут Иисус? — осведомился второй.
— да у тебя залупа с кулак!
— это у меня после аварии, так и осталось.
— хотел бы я попасть в такую аварию, я разродился еще одной говехой.
— ладно, продолжим, — сказал тот, что орудовал бритвой.
— что теперь?
— теперь выгни спину и просунь хозяйство между ляжек.
— вот так, что ли?
— ага.
— и что?
— приспусти живот, ниже, сожми покрепче ноги… вот так, отлично! видишь? теперь тебе никогда не потребуется никакая баба!
— ой, Гарри, да разве это похоже на настоящую дыру! что ты мне втюхиваешь? это же говно собачье!
— да надо просто потренироваться! вот увидишь! все получится!
я подтерся, спустил воду и вышел.
добравшись до холодильника, я полез за пивом, взял две банки, открыл обе сразу и приложился к первой, судя по всему, я был где-то в Северном Голливуде, освежившись, я уселся напротив парня с двухфутовой бородищей, на его косматой башке красовался красный жестяной шлем, этот чудила бесился две ночи, но теперь весь спид кончился, и он стал тормозить, правда, еще не отключился окончательно, просто торчал печальный и безучастный, наверно, надеялся долбануться косячком, но никто не проявлял никакой активности.
— Биг-Джек, — поприветствовал я парня.
— Буковски, ты должен мне сорок баксов, — промычал Джек.