Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы

– Знаешь, Инча, не буди лихо, пока оно тихо, – прищурилась Вика.

– Ой, тоже мне «лихо», парторг недоделанный.

– Ну, ну, смотри сама.

Теперь работа в овощехранилище напоминала курорт. Первокурсники сидели полукругом у подножия огромной картофельной кучи, что Монбланом возвышалась в глубине «ангара» и неторопливо копались в картошке. Принцип оставался прежним: делить овощи на три разные по размеру картофелины и выбирать среди них гнилье. Зато теперь никто не торопил, и не было никаких нормативов. Сколько переберут за день, на том и спасибо.

По крыше тарабанил нудный дождик, изо рта при появился пар, но ребята веселились. Даже дурачились, перекидываясь между собой мелкими картофелинами. Теперь работа больше напоминала игру, нежели тяжелый изнуряющий труд. Доходило дело до откровенного баловства.

Андрей Стеклов, встав со своего ведра, которое использовал вместо стула, потянулся за новым мешком, а сел уже на пустое место. Упал на картофельную кучу, высоко задрав ноги, чем вызвал дружный смех соседей. Андрей человек не злобный, но в другой раз и он незаметно отодвинул ведро у приподнявшегося Пакета. Когда тот грохнулся на пятую точку под гогот бойцов, то Пакет не обиделся, а вместе со всеми ржал до посинения.

– Ну, Дюха, подловил меня, ха-ха-ха! – все знали, что именно Пакет первым начал эту игру.

Однако счастье оказалось не долгим. В воскресенье, последнее их воскресенье в Петровке, погода разъяснилась. Тучи уползли куда то, освободив ясное синее небо. Вернулось тепло, и сырость, накопившаяся за неделю дождей, как-то незаметно испарилась, наступило бабье лето. Бойцы поняли, что в понедельник они выйдут в поле. Да и начхать, все равно в четверг, и то до обеда, их последний рабочий день. Три с половиной дня можно и поработать в полную силу.

Чем ближе день отъезда, тем больше хмурился и молчал «Председатель», тем больше тревожилась и говорила Лена. Теперь всякий его уход из дома превращался в «проводы на фронт». Девушка буквально прирастала к нему и долго не отпускала, обливаясь горючими слезами и, говорила о своей любви к нему и тяготах расставания. Лена стала много болтать. Рассказывала о том, как провела день, о своих подружках, о своем детстве, о всем, о чем угодно, коме прабабушки Глаши.

Только Твердов пытается поднять тему бабушки, как Лена начинает тараторить о другом, о совсем постороннем. У Александра стало складываться впечатление, что она сознательно отводит его от интересующего вопроса. Сердиться на девушку у Твердова не получалось. Ее чувства к нему не вызывали сомнения, да, признаться, он сам начал испытывать нечто подобное. По крайней мере, его тянул к ней все сильней и сильней и даже стал скучать, если долго Лену не видел.

Твердов считал себя волевым и сильным человеком не только физически, но и духовно. И обременять себя семьей в столь юном возрасте в его планы не входило. Ведь, как известно, в молодой семье могут появиться дети. А это пеленки, распашонки, бессонные ночи и прочие нервы. Лучше все таки в армию.

Покумекав, Александр, скрепя сердце, решил постепенно отдаляться от Лены. Пришло время. Нет, это не окончательное решение, но назрела необходимость подумать и все как следует взвесить. Он пытался донести до девушки свою позицию, но Лена не слышала его. Любовь переполняла ее сердце и застилала глаза, притупляя разум. У Твердова с разумом все оказалось в порядке.

В последнюю их субботу он не пришел ночевать к ней домой. Бойцы дружно рванули на дискотеку, а он остался варить кукурузу. Его одиночество разбавил сосед Серега. Разговор как-то не клеился. Сосед хоть и испытывал к Твердову благодарность, но видел в нем в первую очередь любовника своей жены, хоть и бывшего. «Председатель», желавший посидеть у печки в гордом одиночестве, разговор не поддерживал. Наконец Серега, поняв, что диалога не выйдет, собрался уходить домой.

– Ладно, Санек, пойду баиньки, – поднялся он с лавочки. Твердов никак не отреагировал. – Ты ничего не хочешь у меня спросить напоследок?

– Да, знаешь, чего-то сегодня нет настроения. Давай в другой раз?

– Давай, только когда он будет, другой раз-то? Вы в четверг, говорят, после обеда уже уезжаете?

– Уезжаем, – кивнул «Председатель», снимая с печки ведро со сварившейся кукурузой и сливая воду прямо в траву.

– Саня, у Ленки твоей прабабка ведьма, – одним махом выпалил сосед, – причем очень сильная. Поэтому держись от них подальше.

– Ведьма?! Ты чего, серьезно? Какая ведьма, на дворе конец двадцатого века?! У нас же не Африка, где колдуны, ведьмы всякие до сих пор в ходу.

– Не Африка, но баба Глаша самая настоящая ведьма, – сообщил, Серега, – может запросто так заговор сотворить, приворот там, отворот, порчу наслать. Я особо в этих тонкостях не разбираюсь, но у нас в округе ее все боятся, но в случае чего, всё равно идут на поклон к ней.

– Как же идут, если она чуть ли не слепая и не глухая? – криво ухмыльнулся Твердов, осознавая, как ему вдруг сделалось нехорошо на душе.

– Она и видит, и слышит лучше нас с тобой вместе взятых. Умело придуряется.

– А зачем?