Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Небо настолько затянули облака, что, хотя было лишь четыре часа дня, уже быстро надвигалась темнота, неся с собой опасность. На этот раз нечего было и думать о сооружении легкого укрытия в виде палатки, и тем более у нас не было никакой возможности согреться у огня, так как, насколько хватало глаз, кругом не было заметно ни одного дерева. Тотчас же мы сделали остановку, выстроили возы дугой, тетивой которой служил снежный завал, и в этот полукруг поместили лошадей и наши сани. Все эти предосторожности были предприняты на случай появления волков, так как теперь, не имея огня, мы уже не могли держать их на расстоянии. Едва мы окончили эти приготовления, как оказались в полной темноте.

Об ужине нечего было и думать; тем не менее возчики принялись есть сырую медвежатину, по-видимому находя ее столь же вкусной, как и жареная. Я же, несмотря на испытываемый мною голод, не мог подавить отвращение, которое вызывало во мне сырое мясо, и удовольствовался тем, что разделил с Луизой буханку хлеба; последнюю свою бутылку водки я предложил Григорию, но он отказался, сказав, что ее следует сберечь для тех, кто убирает завал.

Тут Луиза со своим неизменным присутствием духа напомнила мне, что в нашей почтовой берлине были два фонаря и Ивану было поручено переложить их в телегу. Я подозвал Ивана, чтобы спросить, последовал ли он моим указаниям на этот счет, и с радостью узнал, что эти два фонаря лежат в дорожном сундуке. Тотчас же достав их оттуда, я обнаружил, что свечи в них вставлены.

Иван сообщил нашим спутникам об отысканном нами сокровище, и те обрадованно закричали. Конечно, то был не костер, который мог отпугнуть хищных зверей, но эти фонари давали свет, и с его помощью мы могли быть заранее извещены о приближении волков. Мы вбили в снег два шеста, повесили на них фонари и тотчас же зажгли их, с удовлетворением отметив, что свет их, пусть даже весьма тусклый, достаточен, чтобы, благодаря сверканию снега, осветить окружность в радиусе пятидесяти шагов от места нашей стоянки.

Всего нас было десять человек; двое стали на часах, а восемь принялись расчищать завал. После двух часов по-полудни опять сильно похолодало, так что снег стал достаточно плотным, чтобы в нем можно было устроить проход, но еще не слежался до такой степени, чтобы сделать эту работу настолько утомительной, какой она стала бы, если бы началась двумя днями позднее. Я предпочел быть в числе работающих, ибо решил, что, по необходимости находясь в постоянном движении, буду меньше страдать от холода.

Часа три-четыре мы проработали довольно спокойно, и моя водка, так удачно сбереженная Григорием, оказывала на нас превосходное действие. Но в одиннадцать часов вечера раздался вой, такой протяжный и близкий, ч^о мы остановились и замерли; тотчас же раздался голос стоявшего в дозоре Григория: он звал нас. Оставив работу, сделанную нами на три четверти, мы бросились к возам и забрались на них. Уже более часа в поле зрения часового находилась целая дюжина волков, но, удерживаемые светом фонарей, они не осмеливались приблизиться к нашей стоянке, и было видно, как они бродят словно тени на границе освещенного пространства, пропадая в темноте, вновь появляясь и опять исчезая. Наконец один из них подошел совсем близко, и Григорий, по его вою понявший, что зверь не замедлит приблизиться еще, окликнул нас.

Признаюсь, что в первые минуты при виде этих чудовищных зверей, показавшихся мне чуть ли не вдвое больше тех, что обитают в Европе, мне стало не по себе. И все же я сохранял самообладание: меня успокаивало, что мой карабин, который я держал в руках, и мои пистолеты, которые находились у меня за поясом, были надежно заряжены. Все было в полном порядке, и, тем не менее, несмотря на холод, я чувствовал, как по лицу у меня струится горячий пот.

Как я уже говорил, наши восемь возов были расставлены в виде полукруглой стены, за которой находились лошади, телега и Луиза; эта стена с одной стороны была прикрыта отвесной скалой высотой более восьмидесяти футов, а с другой — завалом, образовывавшим позади нас нечто вроде естественного укрепления. Что касается линии возов, то она была оснащена, как оборонительная полоса осажденного города: каждый из возчиков был вооружен пикой, топором и ножом, а у меня и Ивана было еще по паре пистолетов и карабину.

Мы пребывали в таком положении примерно полчаса: обе стороны были заняты тем, что взвешивали свои силы. Волки, как уже было сказано, то и дело появлялись в круге света, словно пытаясь расхрабриться, но в их поведении явно чувствовалась нерешительность. Эта их тактика не шла им на пользу, поскольку мы свыкались с опасностью; что касается меня, то начальные мои страхи сменились своего рода лихорадкой: я был вне себя от этого положения, которое уже продолжительное время было опасным, но не стало еще схваткой. Наконец один из волков подошел к нам настолько близко, что я спросил Григория, не выстрелить ли в зверя, чтобы наказать его за подобную дерзость.

— Да, — ответил Григорий, — если уверены, что уложите его наповал.

— А почему?