«Это весьма похвальное намерение, дорогой князь, — отвечал архимандрит, — но всякое решение следует принимать после зрелого размышления».
«Что тут размышлять? — воскликнул барин. — Может, ты боишься, что я мало заплачу за пострижение? Не бойся! Я принесу тебе вклад в сорок тысяч рублей; мне больше незачем копить деньги».
«Однако, — заметил священник, — у вас есть сын».
«Кто, Борис? — вскричал князь. — Я не советую этому негодяю показываться мне на глаза, если он дорожит своей шкурой. Это он, изверг, повинен в моем горе, это он убил свою мать! Он только что без нашего благословения взял в жены какую-то замарашку, даже не удосужившись известить нас о своем намерении. Повторяю, батюшка, это он убил свою мать, ибо, когда княгиня Марфа узнала, что сын запятнал наш дом позором, она без чувств упала навзничь; тут же ее хватил удар, и моя бедная жена преставилась! Но этот подлец мне за все заплатит. Я пущу Бориса с его мерзавкой-женой по миру, а если вы не примете меня в ваш монастырь, женюсь, чтобы у меня поскорее родились другие дети».
На следующий день барин дал выход своему горю, изволив собственноручно высечь многих. Он наказывал всех, кто попадался ему под руку, за малейшую провинность, и не щадил ни мелкопоместных дворян, живших в усадьбе, ни мужиков. Вскоре все приживальщики сочли свое положение невыносимым и мало-помалу разбежались.
Но, слава Богу, наш хозяин пребывал в дурном расположении духа всего лишь две недели. По истечении этого срока он отправился как-то утром охотиться на медведя. Охота удалась на славу, и тоску князя как рукой сняло. С тех пор он зажил по-прежнему. Однако, несмотря на все балы, праздники и забавы, которые устраивал барин, он дряхлел прямо на глазах. Нередко, на охоте, когда князь, как обычно, садился на бочонок с водкой, ковшик выпадал у него из рук, и его одолевали печаль и задумчивость; тотчас же смолкали веселые крики и смех его спутников; но после нескольких минут гробовой тишины князь первым поднимал голову и внезапно затягивал старинную застольную песню, а все хором повторяли за ним припев.
VII
КНЯГИНЯ ВАРВАРА
Ровно через год после кончины княгини Марфы Петровны князю Алексею принесли письмо от его сына князя Бориса.
Прочтя послание, барин разразился страшными проклятиями, а затем позвал своего бурмистра со старшим дворецким и сделал им такое распоряжение:
«Слушайте хорошенько, бездельники, чтобы не упустить ни слова из того, что я вам сейчас скажу. Князь Борис прибудет сюда завтра со своей паскудой-женой. Я совершенно определенно приказываю всем встретить их бранью вместо приветствия. Вы пропустите их ко мне, но лошадей их распрягать не станете, так как я непременно преподам обоим небольшой урок, а затем выпровожу из усадьбы. Вы все поняли?»
«Да, барин, — ответили бурмистр и старший дворецкий, — вы можете быть спокойны: все будет исполнено согласно вашей воле».
И в самом деле все произошло именно так.
На следующее утро, около одиннадцати, сообщили, что экипаж князя и его жены подъезжает к усадьбе.
Я не могу вам описать, любезный Иван Андреевич, сколько пришлось вытерпеть молодым супругам по приезде в Низково.
Князь Борис с угрюмым видом, молча, сидел в карете; княгиня отвечала кроткой улыбкой на все ругательства и оскорбления, какие сыпались на нее со всех сторон, но заливалась при этом горькими слезами. По этому случаю нарочно собрали сотню сорванцов, и они улюлюкали вслед молодой паре от околицы деревни до самой усадьбы.
Князь Алексей с длинной кожаной плетью в руке поджидал в большой гостиной сына и сноху. Его глаза сверкали, как глаза волка, рыскающего ночью возле загона для овец. Видя, что надвигается страшная гроза, мы попрятались по углам, кто где мог. Я тайком привел попа и отправил его в дальнюю комнату, на случай если князь дойдет до крайности и потребуется вмешательство священника.
В доме воцарилась напряженная тишина, словно в лесу перед тем, как грянет буря.
Наконец, новобрачные показались на пороге гостиной.
При их появлении барин резко подался вперед и угрожающе поднял плеть, но, когда он увидел молодую женщину, прекрасную, кроткую и чистую, как ангел, спустившийся с Небес, плеть выпала у него из рук, и хозяин в мгновение ока переменился в лице, сделавшись приветливым и улыбчивым.
Молодые бросились князю в ноги, но один лишь князь Борис встал перед ним на колени; барин не позволил молодой женщине последовать примеру мужа; одной рукой он обнял ее за талию, а другой погладил по подбородку и сказал ласковым голосом:
«Ах, вот ты какая, маленькая плутовка! Что ж, теперь я понимаю своего сына, ведь ты такая хорошенькая. Поцелуй меня, душенька. Не волнуйся, мы подружимся».
Затем, повернувшись к сыну, он промолвил:
«Добро пожаловать, Борис! Я хотел проучить тебя, но, когда увидел твою жену, у меня не хватило духа. Бог с тобой!»
Мы весьма подивились такому обороту дела, но, надобно сказать, княгиня блистала красотой и была кроткой как ангел, так что один лишь взгляд ее прекрасных глаз мог бы усмирить и разъяренного тигра.