Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Участие графа Алексея во всех этих длительных и бурных спорах заключалось лишь в том, чтобы выступить против половины прозвучавших там предложений и пожать плечами по поводу остальных; но, несмотря на его возражения или его молчание, предложения эти были приняты большинством, а коль скоро они были приняты, граф полагал, что честь обязывает его испытать судьбу точно так же, как если бы у него была надежда на успех.

К тому же все прочие, казалось, были совершенно спокойны за удачный исход дела и преисполнены веры в князя Трубецкого; так, один из заговорщиков, Булатов, с восторгом воскликнул, выходя с собрания и обращаясь к графу:

— Не правда ли, мы выбрали превосходного вождя?

— Да, — ответил граф, — он очень представителен.

Именно в таком настроении он вернулся домой, где и застал меня.

XVI

Поскольку то, что мне следовало рассказать Луизе, никак не могло ее успокоить и к тому же у меня все еще оставалась надежда, что какое-нибудь неожиданное обстоятельство сорвет готовящийся заговор, я отправился к себе, чтобы немного отдохнуть; но я был так встревожен, что проснулся на рассвете, тотчас же оделся и поспешил на Сенатскую площадь. Кругом все было спокойно.

Тем не менее ночью заговорщики не теряли даром времени. В соответствии с принятыми решениями каждый из них уже был на своем посту, следуя указаниям Рылеева, который был их военным руководителем, точно так же как князь Трубецкой — политическим. Лейтенант Арбузов должен был вовлечь в восстание матросов Гвардейского экипажа, а братья Бодиско и подпоручик Гудима — гвардейский Измайловский полк; князь Щепин-Ростовский, штабс-капитан Михаил Бестужев, его брат Александр и два других офицера, Броке и Волков, взяли на себя Московский полк; наконец, поручик Сутгоф нес ответственность за первый полк лейб-гренадер. Что касается графа Ваненкова, то он отказался от всех иных ролей, кроме роли рядового участника, и обещал сделать все, что будут делать другие; так как он слыл человеком слова и к тому же не притязал на какой-либо пост в будущем правительстве, ничего большего от него не потребовали.

Так как стоять на улице было невозможно из-за невыносимого холода, я пробыл до одиннадцати часов не на самой Сенатской площади, а в заведении одного из тех торговцев сладостями и винами, которых называют здесь кондитерами: оно находилось в конце Невского проспекта, рядом с домом банкира Серкле. Это было великолепное место для того, чтобы дожидаться там новостей: во-первых, потому что окна магазина выходили на Адмиралтейскую площадь, а во-вторых, потому что кондитерские Санкт-Петербурга имеют много общего с нашими парижскими; эта же была местным «Феликсом»: туда поминутно приходили посетители со всех концов города. Пока все сообщения были успокоительными; во дворец явились командующий Гвардейским корпусом и штабные офицеры с донесениями, что Конногвардейский, Кавалергардский, Преображенский и Семеновский полки, Павловские гренадеры, лейб-гвардии Егерский и Финляндский полки и саперы только что принесли присягу императору. Правда, от других полков сведений еще не поступало, но, по всей вероятности, лишь потому, что их казармы были расположены на окраине столицы.

Я уже собрался было вернуться домой в надежде, что день так и окончится и заговорщики, поняв всю опасность своих планов, ничего не предпримут, как вдруг мимо окон кондитерской промчался галопом какой-то адъютант, и стало понятно, что случилось нечто неожиданное. Все тотчас же выбежали на площадь, ибо в воздухе чувствовалось то беспокойство, которое всегда предшествует крупным событиям; и в самом деле, начался бунт, причем до того яростный, что невозможно было предугадать, как далеко зайдет дело.