Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Великий князь продолжил объезд войск и повсюду встречал если не воодушевление, то хотя бы послушание. Так что новости были хорошими. Со всех сторон подходили подкрепления; саперы расположились боевым порядком у Эрмитажа, а остававшиеся в казармах роты Московского полка, ведомые графом Ливеном, вышли на площадь по Невскому проспекту. Появление этих войск вызвало крики радости в рядах бунтовщиков, решивших, что это, наконец, пришла ожидаемая ими помощь; однако вскоре они поняли свою ошибку. Новые силы расположились у здания Судебной палаты лицом к дворцу, так что они вместе с кирасирами, артиллерией и кавалергардами окружили восставших железным кольцом.

Минуту спустя на площади послышалось церковное пение: это появился митрополит, которого сопровождал весь его клир и впереди которого несли хоругви; выйдя из Казанского собора, он пришел сюда, чтобы именем Божьим призвать мятежников вернуться к исполнению их долга. Однако солдаты, быть может впервые в жизни, в своем политическом безверии выказали пренебрежение святым образам, которые они привыкли почитать, и попросили священников, чтобы те не вмешивались в дела земные и занимались делами небесными. Митрополит хотел продолжать свои увещевания, но по приказу императора вынужден был удалиться: Николай решил сам предпринять последнюю попытку образумить бунтовщиков.

Те, кто окружал императора, попытались ему помешать, но император заявил, что, поскольку разыгрывается его партия, он вправе ставить собственную жизнь на кон. Затем он приказал открыть решетку ворот; но не успели еще выполнить это распоряжение, как примчался великий князь; он подскакал к Николаю и прошептал ему на ухо, что часть окружавшего их Преображенского полка действует заодно с бунтовщиками, и князь Трубецкой, чье отсутствие с удивлением отметил император, является главой заговора. Такое было тем более возможно, что за двадцать четыре года до этого именно Преображенский полк охранял подъездные пути к Красному замку, в то время как командир полка, князь Талызин, душил императора Павла.

Положение было ужасным, и все же император ничуть не изменился в лице; однако было видно, что он принял решение исключительной важности. Не прошло и мгновения, как он обернулся и обратился к одному из генералов:

— Пусть мне принесут маленького великого князя, — проговорил он.

Тотчас же генерал возвратился с ребенком. Император взял его на руки и приблизился к гренадерам.

— Солдаты, — обратился он, — если меня убьют, вот ваш император: разомкните ряды, я вверяю его вашей преданности.

Последовало долгое «ура»; восторженный крик, идущий из глубины сердца, получил отклик: мятежники первыми выпустили из рук оружие и раскрыли объятия. Ребенка пронесли в глубь строя и стали охранять так же как и знамя; император же сел на коня и поехал. У дворцовых ворот генералы стали умолять его не ехать дальше, ибо бунтовщики во всеуслышание говорят, что они намереваются убить императора, и стоят с заряженными ружьями. Но император знаком дал понять, чтобы ему не мешали; запретив кому бы то ни было следовать за ним, он, пустив лошадь в галоп, направился прямо к восставшим и остановился на расстоянии, равном половине пистолетного выстрела.

— Солдаты, — воскликнул он, — мне сказали, будто вы хотите меня убить; если это так, то я перед вами!

Наступило безмолвие; император замер между двумя рядами войск точно конная статуя. Два раза в рядах мятежников слышалась команда «Огонь!», но приказ этот не был исполнен; однако на третий раз вслед за командой раздалось несколько ружейных выстрелов. Рядом с императором просвистели пули, но ни одна из них его не задела. В ста шагах позади него этим залпом были ранены полковник Велио и несколько солдат.

В тот же миг с императором поравнялись граф Милора-дович и великий князь Михаил; Кирасирский и Кавалергардский полки пришли в движение, артиллеристы стали подносить фитили к запалам.

— Отставить! — воскликнул император. — Слушай мою команду… Генерал, — добавил он, обратившись к графу Милорадовичу, — отправляйтесь к этим несчастным и постарайтесь их образумить.

Граф Милорадович и великий князь Михаил поскакали к мятежникам, но там их встретили новыми выстрелами и криками: «Да здравствует Константин!»

— Солдаты! — воскликнул тогда граф Милорадович, поднимая над головой великолепную турецкую саблю, осыпанную драгоценными камнями, и подъезжая прямо к строю бунтовщиков. — Смотрите, эту саблю подарил мне сам цесаревич. Так вот, честью заверяю вас и клянусь этой саблей, что вас обманывают, что вас вводят в заблуждение: цесаревич отказался от престола, и ваш единственный и законный монарх — император Николай Первый!

Крики «Ура!» и «Да здравствует Константин!» были ответом на эти слова; затем, посреди этих криков, послышался пистолетный выстрел и граф Милорадович покачнулся в седле; другой пистолет был нацелен на великого князя Михаила, но матросы из числа мятежников отвели руку стрелявшего.