Это знаменательное для меня событие, произошло как то совсем незапланированно. Когда мне было почти 6 лет, мне в руки попался букварь. Я с большим интересом рассматривал в нем картинки и обратил внимание, что у каждого красочного рисунки стоят буквы. Внимательно я рассматривал и рисунки, и буквы, и понемногу начал это сопоставлять и для правильности своих соображений, поминутно подбегал к матери и уточнял: "Мама, это буква А, а это буква Д, а это какая буква?" – показывал я на рисунок иголки, сквозь ушко которой была протянута нитка. Таким образом, я запомнил всё буквы. Затем потихоньку стал составлять слога. Теперь, конечно, я не помню, что я составил раньше: "Шу-ра" или "ра-ма", и потом дальше "Шу-ра мы-ла ра-му" или "Маша ела ка-шу" – это уже детали, но только вдруг услышал громкий голос матери: "Антон! Иди скорей посмотри, наш Генка научился читать!" Как и многие матери в подобных ситуациях, она решила, что её ребёнок вундеркинд. И хотя мне казалось, что ничего особенного не произошло, ко мне , в этот момент, было обращено особое внимание. Отец внимательно послушал мои с трудом "рождаемые" слога, несколько раз тыкал пальцем в букварь, говоря при этом: "Прочти это, а ну прочти вот это", – а затем, погладив меня по голове, сказал: "Молодец!" Затем ещё несколько секунд постоял около меня и, ещё раз погладив меня по голове, пошёл продолжать работу. В этот день только и было разговору о том, что "наш Генка научился читать". Кто только в этот день не просил меня почитать. Я охотно выполнял все просьбы, причём делал это с большим удовольствием. И хотя в ту пору мне вот-вот должно было исполниться 6 лет, было решено отдать меня в частную школу. Таковые, в те давние времена имелись, чтобы, минуя приходскую школу, подготовиться к городской гимназии. Уже на следующее лето я сдавал экзамены в приготовительный класс гимназии. Не помню полный процесс сдачи экзаменов, но сдача экзаменов по русскому языку осталась у меня в памяти на всю жизнь. За несколько дней до экзаменов, я охрип от лёгкой простуды. Как бы громко я не старался говорить, разобрать и понять меня было очень трудно. Когда председатель приёмной комиссии спросил "Как твое имя и фамилия, мальчик?" Я, как мне показалось, громко ответил: "Гена Шаркин!" "Повтори погромче", – попросила одна из женщин, сидевших в комиссии, но когда все поняли, что громче я сказать не могу, то попросили меня прочитать какое-нибудь стихотворение. Почувствовав, что я со своей хрипотой не сумею толком что-либо рассказать, я растерялся, покраснел и вместо подготовленного стиха решил рассказать что-нибудь покороче и неожиданно даже для себя выпалил:
В лесу стоит избушка,
А в ней живёт старушка,
Три дня она не ела,
А нам какое дело!
Всё это было сказано тихо и с хрипотой в голосе, но неожиданно все очень громко рассмеялись. Потом меня попросили немного почитать. От волнения и сознания того, что с таким голосом мне ничего не суметь, я заплакал. Одна из женщин, членов комиссии подошла ко мне и тихо сказала: "Ничего, дорогой, ты ещё маленький, вот подрастёшь и на будущий год придёшь, и всё сдашь на "отлично". Подвёл тогда не только голос, для гимназии, даже для приготовительного класса, я ещё не дорос. Туда в, основном, поступали дети 8-9 лет, а мне в тот год не было и семи. Так что Филиппок из меня не получился. Зато на следующий год, как и предсказала женщина из комиссии, я прошёл через все экзамены только на 4 и 5 и стал “приготовишкой”!
В гимназии
Итак, я гимназист! К этому ещё надо было привыкнуть. Ещё задолго до начала занятий мне была пошита форма, были куплены фуражка со специальной кокардой, ремень с большой медной пряжкой, на которой стояли буквы "Т-Г", что означало "Троицкая гимназия", в дальнейшем ремни служили нам также оружием самозащиты и нападения, была пошита форменная шинель, куплен специальный ранец.
В приготовительном классе, помнится, я отучился благополучно, но в первом классе запомнился неприятный случай. Во дворе гимназии была небольшая, но крутая горка. В большие перемены гимназисты группировались чаще всего по классам и играли в "штурм высоты". Одна группа занимала горку, другая должна была штурмом овладеть ею, то есть растолкать всех вниз и как бы укрепиться на высоте. Кому удавалось до звонка или захватить горку, или отстоять её, тот класс и признавался победителем. Помнится, один раз меня столкнули вниз, и, сбегая, я пытался притормозить, а какой-то дурак, иначе такого оболтуса и не назовёшь, взял да и подставил мне ножку, что, кстати, правилами запрещалось, я упал и покатился вниз, да неудачно, сильно вывихнул левую руку, боль была страшная. Сидя на уроке, помнится, это был урок географии, я, стиснув зубы, едва сдерживал от боли слёзы, опустошенным взглядом смотрел на карту и видел только два полушария, но в объяснение учителя, конечно, вникнуть не мог. Дома, конечно, мать приняла все меры, чтобы снять боль и подлечить меня, однако хорошо помню, что несколько дней учёбы мне пришлось всё-таки пропустить, а затем ещё немало походить, держа руку на подвязке.