Записки журналистки

– И ничего не тощая! – напыжилась я, мысленно давая отпор качку. – Да с этой работой и поесть нормально невозможно! Питаешься углекислым газом, да тем, что успеваешь запихнуть на ходу. А на ходу, как не прискорбно, не многое запихнешь.

И вообще! Разве качкам не вредно сладкое? Ишь, верзила великовозрастная, мороженого ему захотелось!

– Ущербная что ли… – протянул качок, почесывая могучей пятерней блестящую от геля, похожую на сдобный пряник, макушку.

– Чего?

– А я думал, ты того… Глухая.

– Нормальная я!

И почему мне не впервой приходится доказывать очевидное?

Без лишних слов прямо-таки отлипла от дерева и, гордо задрав голову, зашагала к сцене. Оставаться в обществе хамоватого братка – не хотелось. Глядишь, еще приставать начнет, а я баллончик в другом рюкзаке оставила. Так и потеряю честь без Веркиной помощи – она ж меня потом со свету сживет. За самодеятельность.

Шипение микрофона прерывалось бульканьем колонок, подхватывалось ровным гулом толпы и терялось где-то в шуме автострады неподалеку.

Кто придумал устраивать мероприятия под палящим солнцем? Чтоб им век жариться на сковороде тефаль с самым стойким покрытием! Нелюди!

Разноцветные огоньки вспыхивали перед глазами, в голове что-то ухало, во рту пересохло настолько, что казалось, я смогла бы ощутить шершавость собственных пяток.

Впервые пожалела о том, что не ношу бутылочку минералки про запас.

– Не заботишься ты о себе совсем, Аннушка, – почти как наяву прозвучал скрипучий голос бабули. – Ох, не заботишься.

Горло запершило. Я откашлялась, перевела дыхание и сфокусировала внимание на каменном виновнике моей сегодняшней пытки.

В центре площади аляповато выросла гранитная клумба. Или блюдо. Или корзинка. Что представляло собой темно-бардовое нечто на самом деле, разобрать не удалось. Верхом на блюде вальяжно разложились четыре огромных почти шара.

Яйца Мони.

Реплика мужичка теперь пришлась совсем кстати. Я прыснула в кулак. Как же точно подмечено!

По периметру от сия чуда современной архитектуры притаились гранитные лавочки. На одной из них, как раз сидел мужчинка унылого вида, пунцовый, аки рак. Говорю же, жара – зло!

Память меня еще ни разу не подводила. Разве что один раз было после третьего коктейля мартини в стрипклубе «Ако». Но этот эпизод безжалостно стерт совестью вместе с тем моментом, когда я срывала стринги с горячего мулата под командованием не менее пьяной Веры.

Присев на скамью, откашлялась. Разогретая солнцем гранитная поверхность обдала жаром мой тощий зад даже сквозь ткань джинсов. Кому я там желала мучиться на стойкой тефали? Закон бумеранга работает!

Еще чуть-чуть и запах подгорелого мясца будет слышен даже вон тому хамоватому качку, что застыл под кленом и до сих пор в открытую на меня пялился.

Да шоб йому повылазыло! Как сказала бы бойкая баба Клава, моя соседка с четвертого этажа.

– Здравствуйте, Нестор Петрович, – мужчина, в котором я узнала местного известного скульптора, ответил изумленным взглядом. – Спецкор газеты «Неделька». Разрешите задать пару вопросов?

– Попробуйте, – вздохнул Нестор.

Включив диктофон, я пододвинулась ближе.

– Я знаю, что проектом памятника мороженому «Соломон» занимались именно вы.

– Взял грех на душу, каюсь, девочка.

– Все ли получилось? Какова задумка этого, – перевела взгляд на блюдо и запнулась, – э–э–ммм… проекта?

Нестор хмыкнул и устало пригладил торчащие мочалкой волосы. Он ссутулился еще больше и стал похож на маленького поседевшего боровика.

– Вообще-то это рожок с шариками мороженого, – проронил скульптор. – В проекте было именно так. А вышло блюдо с яйцами. Судите теперь сами: все ли получилось или нет.

– Очень похоже на рожок, – закивала я.

Ну совсем не хотелось еще больше расстраивать человека!

Нестор Петрович скривился. Дотронулся ладонью моего оголенного плеча. На ощупь она оказалось сухенькой и холодной.

– Не успокаивайте, деточка, я очень старый, но еще не слепой.

– Но…

– А ведь все он виноват, – скульптор кинул злой взгляд поверх моей макушки. – Не волнуйтесь, узбеки все сделают как надо! Сделали. Теперь, когда помру, Микаловского будут поминать, как скульптора яйцам!

Я догадывалась, кого обвиняет Нестор, за моей спиной на сцене все еще исходил пафосом директор пломбира.

– Не переживайте так, – одобряюще сжала пальцы безвинного страдальца. – Вы прекрасный скульптор! И когда умрете, дай Бог вам еще долгой жизни, поверьте мне, горожане найдут, о чем вспомнить, кроме как памятника «Соломону». Полгорода ваших детищ, Нестор Петрович. И они прекрасны.

Здесь я не слукавила. Микаловский и, правда, был известным талантливым скульптором, еще со времен Советского Союза. Каждый его проект радовал не только тонким эстетическим вкусом, но и работой, как говорят, на совесть.

– Спасибо, деточка.

Нестор кашлянул в кулак. Мне показалось, что в уголках серых глаз блеснули слезы. На несколько минут наш разговор замялся. Обернувшись к сцене, я дала возможность скульптору собрать растрепанные чувства. Мужчины же не плачут.

Пломбирный король отер блестящую лысину красным платочком.